На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре (СИ)

— Что делать? Что я буду делать теперь? Проклятые убийцы! — повторял Га-пон, нервно расхаживая из угла в угол, схватившись за голову.

Рутенберг осуждающе посмотрел на попа:

— Довольно, Георгий! Довольно вздохов и стонов. Рабочие ждут от тебя дела. — Он подошел к священнику и крепко сжал его плечи. — Иди, пиши им!

Гапон, поймав его суровый проницательный взгляд, несколько оправился. Рутенберг отпустил его, прошел к столу, сел, положил перед собой листок бумаги, придвинул чернильницу и перо. Гапон послушно сел на табурет, но затем вновь соскочил, заходил по комнате, хотя больше не роптал. Спустя какое-то время Гапон стал диктовать обращение к рабочим.

— Братья, спаянные кровью… Да, так и пиши — «спаянные кровью»! У нас… у вас больше нет царя.

Пинхас что-то пробубнил под нос, однако писать не перестал.

— Он убит теми пулями, которые убили тысячи ваших товарищей, жен, детей.

Пешков встал, прошел к окну. Он был удручен тем, что произошло в столице. В его сознании рисовались образы окровавленных трупов, стоны раненых, окрашенный кровью и тающий от нее снег, и безрассудный героизм жертв.

— Кровавое воскресенье. — пробормотал он.

Рутенберг взглянул на него и продолжил писать, не обращая внимания на то, что Гапон замолчал, уставившись в пол.

Пешков оглянулся, не слыша больше отрывистой шумной речи священника. Тот будто опомнился и продолжил:

— И теперь царя, потопившего правду в крови народа, я, Георгий Гапон.

Удары в дверь заставили всех встрепенуться.

Рутенберг потянулся за револьвером.

Пешков прошел к двери:

— Кто там?

— Алексей Максимович, это Глебов, — раздался нетерпеливый голос Алексея.

Пешков обернулся к Рутенбергу и Гапону, отрицательно покачал головой, и Рутенберг убрал револьвер за пояс.

— Одну минуту. — Дождавшись, когда Гапон и Петр уйдут в соседнюю комнату и прикроют за собой дверь, Пешков открыл входную дверь.

— Алексей Максимович, где Лиза? — с порога произнес Алексей.

Пешков с тревогой посмотрел на него:

— Я не виделся с вашей женой со вчерашнего вечера.

— Она что-нибудь вам говорила?

Пешков опустился на стул, снизу вверх посмотрел на встревоженного взбудораженного мужчину.

— Она принимала участие в шествии, Алексей Петрович.

Глебов выругался.

— Где?

Пешков сожалеюще пожал плечами.

Дверь в соседнюю комнату предательски заскрипела и, оглянувшись, Алексей мельком заметил мужчину, показавшегося ему знакомым.

Пешков встал, прикрыл дверь и повернулся к Глебову.

— Мне очень жаль, но я не знаю, что с Елизаветой Николаевной.

— А кто может знать? — Алексей заходил по комнате, схватившись за голову, затем рванул в соседнюю комнату. — Я знаю, кто!

Его появление застало Рутенберга и Гапона врасплох. Ударом двери Глебов сшиб Пинхаса с ног и рукой вцепился в горло Гапона.

— Ты! Это все ты!

Гапон захрипел, не в силах разжать пальцы Алексея. Рутенберг выхватил револьвер и наставил на Глебова.

— Не стреляйте! — закричал Пешков. — Алексей, отпустите отца Георгия!

Пинхас внял его словам — выстрел мог привлечь внимание — поэтому бросился к Глебову, схватил его за плечо, рванул к себе…

Алексей пошатнулся, его будто понесло в темноту, закружило. Бледное лицо Рутенберга с веревкой в руках. Гапон с петлей на шее.

Очнулся он от запаха нашатыря.

— Ну вы его и приложили, Пинхас, — раздался рядом осуждающий голос Пешкова.

— Да я его и пальцем не тронул.

Алексей открыл глаза.

— Ну, слава Богу, вы очнулись! — Пешков убрал ватку с нашатырем в сторону.

Глебов кинул взгляд на Рутенберга. Пинхас невольно вздрогнул:

— Я вас вспомнил, — он отступил в сторону, — и ее. Ваша жена, она была сегодня в колонне.

— Где она?! — Алексей вскочил с места. Рутенберг вновь сделал шаг назад.

— Не знаю. Нас обстреляли у Нарвских ворот.

Глебов сжал кулаки, резко развернулся и направился к выходу. Но вдруг вспомнив, оглянулся, шало посмотрел Рутенбергу в глаза.

— Вы тоже «это» видели?

Пинхас вздрогнул, побледнел.

Алексей развернулся и вышел из квартиры.

— Что видел? — поинтересовался недоумевающий Пешков у растерянного Ру-тенберга.

— Чертовщина… — непроизвольно слетело с губ Петра.

Из соседней комнаты выглянул Гапон и, убедившись, что нежданный визитер ушел, вышел из укрытия.

— У вас небезопасно, Алексей Максимович. Завтра переберемся к литератору Батюшкову, от него куда-нибудь еще, — заявил он хриплым голосом, потирая горло.

Рутенберг взглянул на него, отвернулся, отошел к окну. Отодвинув занавеску, увидел спину удаляющегося Глебова. Тряхнул головой, прогоняя наваждение.

— Нужно покинуть пределы империи, — заявил он. — Как только будут необходимые документы, мы выедем за границу…

* * *

Кареты «скорой помощи» развозили раненых по лазаретам, госпиталям и больницам. Полицейские и солдаты подбирали трупы, иногда силой отбивая их у обезумевших от горя людей. Отдельные отряды продолжали наводить ужас на тех, кто ослушался предупреждения властей: проявлял вооруженное сопротивление или бродил по улицам столицы.