На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре (СИ)

— А, очнулся. Хорошо. — Швейцер выпрямился во весь рост.

Сидящий на полу возле стены Алексей пошевелился, но руки и ноги были крепко связаны. Он вздохнул, взглянул на Швейцера и спросил:

— Кто ты такой? Что тебе надо?

Швейцер рассмеялся:

— Дурака не корчи. Ты следил за мной. Мы засекли тебя еще в ресторане!

Глебов вздохнул. Он просчитался, допустил ошибку, которая может стоить ему жизни.

Алексей пристально посмотрел на Швейцера:

— Метрдотель?

— Метрдотель тут вовсе не причем.

Тогда кто эти мы? Неужели кто-то ждал Швейцера в ресторане, и сразу вычислил его?

Швейцер ухмыльнулся:

— Теперь моя очередь задавать вопрос. Кто ты такой и что тебе от меня надо?

Сейчас его лицо вовсе не было ангельским — на нем отражались угроза и жестокость.

Алексей невесело усмехнулся:

— Мое имя? Тебе оно ничего не скажет.

Удар ботинком в бок заставил перестать дышать от боли. Оправившись, Глебов попытался сесть поудобней, что заставило его снова поморщиться.

— Будешь говорить?

— Смотря о чем.

Очередной удар ботинком.

— Ах, ты… — выругался сквозь зубы Алексей. Думай, Глебов, думай! Думай, что делать.

— У нас мало времени. Нельзя допустить, чтобы наш план сорвался, — раздался знакомый голос совсем рядом. Алексей повернул голову и увидел сухощавого мужчину, выглядывающего в окно. — Одна жертва ничто. Надо его устранить.

Да, скверный оборот. Голос. Чей же это голос? Вспомнился Париж, балкон, Азеф и «Павел Иванович». Да, точно. Это тот тип, с которым встречался Азеф.

Швейцер сомневался:

— А если он из полиции? Возможно, они у нас на хвосте. Нужно выяснить, что они знают. И кто их информатор.

— Оставь его мне. Я все выясню. — Мужчина обернулся, и Алексей узнал его. Человек на одной из фотографий, что принес Малышев. Борис Савинков. Один из лидеров Боевой организации ПСР. И где эти филеры, когда они так нужны? Впервые Алексей пожалел, что полицейские не следят за ним.

— Тебе нужно закончить работу, — продолжал Савинков.

— Да, нужно, — согласился Швейцер. Он прошел к стулу, на котором висело его пальто, оделся. Кивнул в сторону Глебова. — Что с ним будешь делать? Убийство — сразу бросится в глаза.

Савинков размышлял с холодным выражением лица.

— У тебя спички есть?

Швейцер без лишних вопросов пошарил в кармане и кинул коробок Савинкову.

— Ну, я пошел, — сказал он, надевая шапку.

Когда Швейцер ушел, Савинков приблизился к Алексею. Присел перед ним на корточки:

— Что молчишь? Говорить будем?

— А о чем нам говорить? — Глебов усмехнулся. — Ведь все равно убьешь? Защитник революции!

— Ты прав, убью. Защищая революцию. Вопрос в том, как я это сделаю. Если по-хорошему, ты умрешь легко и быстро. Если по-плохому, умирать придется долго и болезненно.

— Предпочитаю долго.

— Что ж, как пожелаешь. — Савинков поднялся и оглядел комнату. Взял подсвечник с камина и зажег свечу. Поставил его на пол возле дивана так, чтобы пламя начало лизать обивку. Рядом расположил полупустой бокал, разлил коньяк из бутылки на обивку, поставил ее на пол. Посчитав, что не достаточно — чиркнул спичку и поджег там, где плеснул спиртное.

— А знаешь, Борис, я тебе все же скажу одно, — произнес Глебов, пытаясь тихонько растянуть узлы. Услышав свое настоящее имя, Савинков вздрогнул, обернулся.

— Что же?

— Кто информатор.

Савинков взглянул на обивку дивана, которая с трудом, но разгоралась. Приблизился к Алексею:

— И кто же?

Губы Глебова расплылись в усмешке.

— Евно Азеф.

— Врешь!

— У меня есть доказательства. Нужны? Так они в сейфе в спальне. По такому случаю могу и код назвать.

— Что ж, посмотрим. — Савинков прошел в спальню. — Где сейф?

Глебов натянул веревки, но все бесполезно. Диван чадил, а потом вдруг полыхнуло пламя. Алексей на секунду прикрыл глаза, тяжело сглатывая. В детстве во время пожара погибли его родители. Он сам задыхался от дыма и видел, как языки пламени пожирают его дом. Детские страхи вернулись.

— Эй, что молчишь?

Алексей открыл глаза, стараясь больше не смотреть на разгорающееся пламя.

— За ковром. — Еще пара минут выиграно. Савинкову потребуется время, чтобы убрать тяжелый турецкий ковер.

Глебов сделал несколько глубоких вдохов и огляделся. Вспыхнул ковер, лежащий на полу. Взгляд Алексея остановился на фотографии Лизы. Когда в соседней комнате раздался шум, он толкнул ногами столик, рамка покачнулась и упала на пол. Раздался глухой звук треснувшего стекла.

— Что дальше? — крикнул Савинков. — Говори комбинацию.

Подтянув рамку к себе, Глебов взглянул на фотографию жены. — Семь влево. — Сдавил рамку, разломал и вынул осколок стекла. — Два вправо. — Изловчившись, стал резать веревку.

— Дальше.

— Четыре влево. — Черт, какая же толстая веревка! — Девять вправо. Семь влево. Один вправо. — Руки свободны.

— Ни черта не сработало! — выругался Савинков.

— Еще раз. Попробуй. Семь влево, два вправо. — Глебов развязывал веревку на ногах. — Четыре влево. Девять вправо. — Еще немного. — Восемь влево.

Савинков выругался:

— Ты говорил «семь»!

Что ж, у Савинкова прекрасная память!

— Ты не расслышал. Во-семь!

— Дальше!

— Один вправо.