— Член партии имеет право на собственные желания. — Сдержанный Захаров заметно смущается своего невольного порыва. — Только он обязан подчинять их интересам дела. Так я и поступаю.
Разнос, который нам учинил комиссар, закончился неожиданно мирно. Казаков постепенно смягчал свой голос, а в конце беседы откровенно признался, что сам он тоже мечтает быть там, где сейчас решается судьба страны.
Сводки Совинформбюро с мая 1942 года становились все тревожнее. Особенно огорчили сообщения об оставлении Керченского полуострова — ведь эта земля полита и моей кровью! — и неудаче войск Юго-Западного и Южного фронтов в районе Харькова.
Несмотря на ожесточенный отпор, который оказали советские войска в июне и июле, фашистскому командованию, бросавшему в пекло сражения все новые силы, удалось продвинуть свои армии на восток как на воронежском направлении, так и в Донбассе. Об ухудшавшемся положении войск на южном участке советско-германского фронта свидетельствовала также интенсивная эвакуация промышленных предприятий и населения из этих районов. Командиры, сопровождавшие маршевые подразделения в Сталинград, рассказывали, что железнодорожные узлы забиты поездами, на шоссейных дорогах нескончаемые потоки груженых автомашин, вывозящих за Волгу людей и ценные грузы.
Все сильнее тревожит судьба Марины. Станция Лихая оказалась за линией фронта. "Успел ли эвакуироваться госпиталь?" Эта мысль не дает мне покоя, тем более что ответа на второе мое письмо я так и не получил.
Во второй половине июля бои развернулись в излучине Дона. Молодые командиры лелеяли надежду, что полк со дня на день двинут на фронт. Частенько засиживаясь допоздна, они горячо обсуждают события на фронте. Однажды я стал участником такой беседы. Несколько взводных и ротных командиров, как обычно, принялись оценивать последние сообщения Совинформбюро. Юные "стратеги" наперебой выдвигали собственные "планы" ведения операций и даже войны в целом. Спор о том, как выправить положение на южном крыле советско-германского фронта, затянулся. Многие командиры ушли спать. Лишь самые заядлые "стратеги" младшие лейтенанты Вася Барабанов и Гриша Педалькин, три месяца назад покинувшие стены военного училища и по наивности считавшие себя постигшими все премудрости военного дела, да наш неугомонный Катученко продолжали осипшими голосами отстаивать свои взгляды. Меня разбудил громкий возглас Васи Барабанова:
— А я утверждаю, что Педалькин неправильно оценивает замыслы Гитлера! Нет, разбить советские войска в открытом бою он не надеется. Весь его расчет основан на том, чтобы взять нас измором. Фашистскую армию снабжает вся Европа! А нас?.. Вот то-то и оно.
— Ты, Барабан, не разобрался ни в замыслах, ни в стратегии нашего Верховного Главнокомандования! — горячится Педалькин, вскочив на ноги и размахивая руками. — Вспомни слова товарища Сталина: время работает на нас. Все заметнее слабеет влияние на ход войны такого привходящего фактора, как внезапность, и вступают в силу постоянно действующие факторы… — Педалькин торжественно перечисляет все эти факторы и, с победоносным видом посмотрев на Барабанова, заключает: — Если Гитлеру не удастся нанести именно сейчас, летом, решающее поражение нашим войскам, то его дело — швах!
— Неверно ты понимаешь замысел Гитлера, не-е-верно! — Барабанов презрительно машет рукой и отворачивается.
— Сам ты, Барабан, ни черта не понимаешь в стратегии! — кричит Педалькин, до глубины души оскорбленный столь открыто выраженной недооценкой его способности мыслить в "стратегическом масштабе".
А лейтенант Катученко с иронической улыбкой посматривает на усталые лица младших лейтенантов.
Я взглянул на часы и не поверил глазам: было три часа ночи.
Громкие взаимные обвинения Барабанова и Педалькина в военной безграмотности будят всех уснувших. Они лениво поднимаются и расходятся по своим местам.
А ранним утром все участники ночного сборища как ни в чем не бывало спешат со своими взводами и ротами на учебное поле или стрельбище.
…Жарким августовским утром наша рота находилась на стрельбище. Вдруг дежурный подал сигнал "Сбор командиров" и, когда все собрались, объявил:
— Товарищи! Командир полка приказал всем подразделениям немедленно возвратиться в лагерь.
— Вот и подошел наконец-то наш черед идти на фронт! — не удержался Катученко.
Весь путь к лагерю преодолеваем бегом. С удивлением оглядываю строй: ни одного отстающего. Все бегут легко, с напряженными лицами. Такими я привык видеть бойцов и командиров только перед боем.
В лагере комбат Темнов зачитал неожиданный для нас приказ: полк в спешном порядке выводился в глубокий тыл. В 16 часов 30 минут на следующий день (7 августа) он должен начать переправу через Волгу. Наш батальон переправлялся в первом эшелоне.