Расставаясь, мы обещали переписываться, а при первой возможности встретиться, но успели обменяться лишь одним письмом. Внезапное продвижение фашистских войск на юге страны прервало завязавшуюся переписку. Территория, на которой находился госпиталь, оказалась в тылу врага. На все моя запросы о судьбе медсестры Марины получал неутешительные ответы. Сразу же после освобождения станции Лихой сделал новую попытку. Райвоенком потребовал сообщить адрес родителей девушки, которого я не знал. Комендант станции сообщил, что во время эвакуации фашисты разбомбили эшелоны госпиталя, поэтому вероятнее всего интересующая меня медсестра погибла. Лишь в глубине сердца оставалась надежда на встречу после войны. И вот встреча на фронтовой дороге!
Марина широко раскрытыми глазами молча смотрела на меня.
Видимо, тоже не верила в случившееся. По ее побледневшим щекам катились слезы.
С нежностью смотрю в почти не изменившееся лицо. Лишь побледневшие щеки, едва заметная сеточка морщинок в уголках глаз и словно застывшая в них боль говорили о пережитом.
— Здравствуй, Марина! — почти шепотом выговорил я. — Неужто это ты?!
Преодолев скованность от неожиданной встречи и испытывая чувство нежности, я обнял свою спасительницу и крепко прижал к груди.
— Сколько я разыскивала тебя, Саша! — глотая слезы, выдавила наконец Марина. — Куда только не писала…
— Я тоже, Марина, но ты как в воду канула.
— Госпиталь разбомбили… Много пришлось пережить при отступлении. Потом резерв. Попросилась на передовую. И вот теперь прибыла сюда.
— К нам?! — наконец выдохнул я. — Да!
— Значит, теперь почти вместе! Это же здорово, Маринушка! Я батальоном командую.
Улыбка, радостная улыбка осветила ее усталое лицо. Забыв обо всем, мы продолжали стоять посередине дороги, жадно расспрашивать друг друга о пережитом за время разлуки.
С этого дня мы продолжали шагать одной фронтовой дорогой, твердо решив, что только смерть может разлучить нас.
В один из последних мартовских дней я проводил тактические учения с 4-й ротой. Погода выдалась не весенняя. Низовой ветер риал полы шинелей, обжигал лицо, нес снежную крупку. В зыбкой пелене смутно просматривались предметы. Зима словно решила дать весне бой. Лощины, сады и кустарник забил мокрый снег. Занятия закончились в сумерках. Уставшие, мы возвращались в деревню. Подошли к околице. Здесь было тише. От крайних изб повеяло домашними запахами и теплом. Колонна ускорила шаг. Послышались говор, шутки. В одном из дворов, мимо которого проходили, я услышал оживленный разговор и смех. Желая узнать, что там происходит, свернул на подворье.
— Оце дыво так дыво! — донеслись до меня украинские слова.
— Маленке, а хоче тебе схватити зубами, да и копытом ударить.
Оказывается, была прислана новая партия лошадей.
Гнатенко, из полковой минометной батареи, облюбовав себе черненького жеребчика, подошел к нему, а конь — хвать его за полу шинели. Рванулись в разные стороны — аж треск раздался. Гнатенко вывалился кубарем за изгородь, а жеребчик — на спине.
— Цирк! — улыбнулся стоявший рядом солдат и пояснил: — Таких маленьких коньков до войны в цирке видел. А тут на тебе — к нам прислали.
Бойцы продолжали обсуждать подробности встречи с необычными лошадьми. Просторный крестьянский двор то и дело взрывался хохотом.
По прибытии в штаб поинтересовался у Ивана Ивановича:
— Что там еще за цирковых лошадей в полк пригнали?
— Да нет, Александр Терентьевич! — оживился лейтенант Елагин. — В полк прибыли лошади монгольской породы — низкорослые полудикие степняки. Начали разбирать их, а они — ни в какую! Не то что запрячь, поймать себя не дают. Чуть кто приблизится — бросаются. Представление.
Иван Иванович чему-то своему улыбнулся.
— Нам тоже несколько коней досталось. Завтра посмотрите. Думаю, что объездим, укротим норов, и они станут хорошими нашими помощниками.
Елагин как в воду глядел: невзрачные на первый взгляд лошадки оказались на редкость выносливыми, выручали нас в ходе боев. Бойцы и командиры, особенно артиллеристы и противотанкисты, не раз добрым словом вспоминали дар монгольских товарищей.
Мы продолжали готовиться к боям, радовались вестям с фронтов. В эти дни развернулся второй этап грандиозного сражения на Правобережной Украине. Несмотря на начавшуюся весеннюю распутицу, войска 1-го и 2-го Украинских фронтов громили фашистских захватчиков. Ежедневно радио и газеты сообщали об освобождении десятков населенных пунктов. В сводках Совинформбюро все чаще и чаще мелькали названия городов Черновцы, Каменец-Подольский… Помню, какое ликование вызвал у нас выход Советской Армии на границу. Да и не только у нас — у всех советских людей! 27 марта 1944 года газета "Правда" писала, выражая чаяния народа: "Вот она, долгожданная, трижды желанная государственная граница нашей Отчизны, тридцать три месяца назад попранная врагом…"