На службе Отечеству

Тот, кто первым обнаруживает противника, получает возможность захватить инициативу в бою. Эту истину я усвоил в годы учебы. Останавливаю передовые взводы. С ними остается политрук Стольников, а мы с лейтенантом Калининым, прихватив группу бойцов из его взвода, идем за Федором Браженко, надеясь зайти диверсантам в тыл. Однако тыла у парашютистов не оказалось: они, как сообщили разведчики, заняли круговую оборону. Наиболее плотной она была со стороны шоссейной дороги. Фашистская разведка все-таки обнаружила развертывание на шоссе батальона, и теперь парашютисты, видимо, приготовились к бою. Соседняя рота, судя но ожесточенной перестрелке, уже вступила в бой.

Василь Сероштан разжился немецким автоматом. Я поинтересовался, от кого он "получил такой подарок". Оказывается, он, Лысов и Браженко, пробираясь подлеском, выползли на немецкий пост, расположившийся несколько впереди линии обороны. Пока парашютисты прислушивались к шуму, поднятому Лысовым и Браженко, Сероштан незаметно прополз по неширокой канавке и оказался позади зазевавшихся немцев. Дальнейшее было минутным делом, как выразился Сероштан: он "отобрал у них оружие, чтобы не баловались".

Двумя автоматами можно вызвать немалый переполох, если действовать изнутри вражеского кольца. Следовало воспользоваться "щелью", пробитой разведчиками, пока ее не обнаружили фашисты. Прикинув, сколько на это уйдет времени, посылаю связного к Стольникову с распоряжением поднять роту в атаку через сорок минут.

Возглавляемая Сероштаном группа благополучно достигла "щели": над канавкой торчат ботинки со стершимися подковками — ноги убитого парашютиста. Сержант по-змеиному скользнул в канавку, мы ползем вслед за ним. Тянутся томительные минуты. Мы затаились в кустах, опасаясь, что будем преждевременно обнаружены. Чем это грозило нам, нетрудно представить. Однако неугомонный Сероштан и тут не смог усидеть на месте. Не успел я оглянуться, как он исчез. Вернулся так же неслышно, как и уполз. По его словам, впереди нас в трех лесных ямах находится временный склад боеприпасов, охраняемый часовыми. За такую приятную весть простил ему самодеятельную разведку.

К нашему счастью, унтер-офицер, обходивший расположение парашютистов, обнаружил убитых слитком поздно. Едва успел он поднять тревогу, как Стольников начал атаку. Фашисты открыли отчаянную стрельбу. Воспользовавшись разгоревшейся перестрелкой, мы кинулись к складу. Глубокие заросшие ямы, забитые ящиками с патронами и гранатами, оказались прекрасными естественными укрытиями. К тому же наше вооружение пополнилось автоматами, снятыми с убитых часовых и унтер-офицера. Теперь нужно попытаться лишить фашистов их огневого "пайка".

Вскоре к складу устремились подносчики боеприпасов и наткнулись на пули. Обнаружив, что склад боеприпасов захвачен, парашютисты сосредоточили против нас автоматный и пулеметный огонь. Головы не дают высунуть. Пришлось взяться за гранаты. Парашютисты залегли. Они, видимо, не поняли, что нас всего горстка. Нервы их сдали. Они начали отходить в глубь леса, откуда доносились "лающие", как метко заметил Стольников, очереди немецких автоматов. Прячась за деревьями, мы преследуем отступающих и лицом к лицу сталкиваемся с бойцами своей роты, впереди которых бежит Стольников с винтовкой наперевес. Увидев меня, он поднимает винтовку вверх и торжествующе кричит:

— Победа! Фашисты драпают…

Нескольким бойцам поручаю собрать с убитых все автоматы и захватить обнаруженные боеприпасы, остальным приказываю продолжать преследование. Однако рой разрывных пуль, вызвавших невероятную трескотню в лесу, вынуждает нас остановиться и укрыться за надежными стволами деревьев. Выбрав между высоко возвышающимися над землей толстыми корнями могучей сосны довольно сухое местечко, устланное опавшими высохшими иглами, приглашаю к себе Стольникова и командиров взводов, чтобы посоветоваться и уточнить план дальнейших действий. Неожиданно появляется комбат Грязев в сопровождении лейтенанта Калинина и группы бойцов. Перебегая от дерева к дереву, он прыжком приземляется рядом со мной. В редких рябинках на лице Грязева блестят капельки пота, глаза сверкают, старший лейтенант тяжело дышит:

— Докладывай обстановку, лейтенант!

Выслушав, как нам удалось разгромить окопавшихся парашютистов, Грязев спросил:

— Сколько уничтожил фашистов?

— Не считал, товарищ комбат, — усмехнулся я, — времени не было, но не меньше двадцати — двадцати пяти штук уложили.

Слово "штук" вызвало на губах Грязева веселую усмешку.

— А сколько "штук" в плен взяли?

— Ни одна фашистская зараза не попалась, — в тон ответил я. Отбиваются, как грешники, когда их черти волокут на сковородку.

— Ну и хрен с ними, с пленными, — махнул рукой Грязев, — возись тут, людей отрывай от дела. Для меня фашист хорош только мертвый… Что ты теперь думаешь делать? Так и будешь сидеть под сосной?

— Нет, товарищ комбат, — спокойно возразил я, — сейчас с командирами взводов разберемся в обстановке и уточним дальнейший план. Думаю, незачем лезть напролом.