На службе у бога войны. В прицеле черный крест

Прошло еще какое-то время. Снова звонок Забегайлова. На этот раз предложение — поехать в Москву, в Артиллерийское управление. Оно формирует новые артиллерийские части. Должность командира батареи мне будет обеспечена. Это предложение я принял с радостью.

Ждать отъезда долго не пришлось: пришел приказ об откомандировании моей персоны в Москву. Командир полка подполковник Деркач ничего не знал о хлопотах моего приятеля, был даже удивлен тому, что меня отзывают в Артиллерийское управление. Сказал только, что ценит меня как командира, помнит по сентябрьским боям и хотел, чтобы я продолжал служить в полку, сулил повышение. Тут я малость струхнул. Любая должность меня не устраивала, ведь все равно пришлось бы быть в подчинении Вайнштейна.

Пришлось открыться Деркачу, рассказать о столкновении с комиссаром полка. Подполковник выслушал меня, покачав головой, сказал:

— Теперь я понимаю, почему мстительный Вайнштейн всегда отказывался подписывать представления о твоем награждении и о присвоении очередного воинского звания. Помнится, всегда придумывал какую-нибудь причину. Но я, честно признаюсь, о ваших отношениях не имел никакого понятия.

Деркач согласился отпустить меня с миром и, пожелав в дальнейшем хорошей службы, тут же попросил отвезти письмо для жены. Видимо, не хотел, чтобы его читала цензура:

— Письмо опустишь в почтовый ящик, вот и все твои хлопоты. Надеюсь, это будет не обременительно.

На этом мы расстались с командиром артиллерийского полка, человеком, как мне показалось, душевным и порядочным во всех отношениях.

Трогательным было прощание с батарейцами, с которыми я несколько месяцев просидел, в полном смысле этого слова, в болоте, беспокоя дерзкими вылазками противника. Это время незабываемо, оно осталось в моей памяти навсегда. У Петра I было сидение «азовское», а у меня и моих батарейцев — «ленинградское».

В штабе артиллерии, куда я приехал проститься с Юрием Забегайловым и поблагодарить его за участие в моей дальнейшей судьбе, меня захотел увидеть сам полковник Коробченко. Вместе с адъютантом мы вошли в его «апартаменты». Полковник был в хорошем расположении духа, весьма доброжелателен. В ходе беседы сообщил, что до войны работал в Управлении кадров Красной армии и знает многих работников Артиллерийского управления, в том числе и его нынешнего начальника полковника Гамова. Тут же посоветовал:

— Если в Москве возникнут какие-нибудь проблемы, иди, не стесняйся к полковнику Гамову, мужик он хороший, непременно поможет.

Коробченко заранее заготовил два письма. Одно предназначалось жене, которое я должен, как и письмо Деркача, опустить в городе в почтовый ящик, другое — своей «пассии». По последнему письму мне пришлось выслушать строгие наставления. Моя «боевая задача» заключалась в том, чтобы я убедил Сашу (так звалась пассия Коробченко) ни в коем разе не появляться на фронте. Она бомбардирует его письмами, в которых настаивает, чтобы он дал «добро» на ее приезд в дивизию.

Коробченко настоятельно рекомендовал:

— Убеди Сашу не делать такую глупость. Как мужчина, ты меня поймешь: не время сейчас заниматься любовными утехами.

Как мужчина и как подчиненный, я его прекрасно понимал. Сказал:

— Все будет исполнено!

Кроме наставлений, полковник добавил:

— Если в гостиницу не попадешь и негде будет остановиться, я в письме прошу Сашу, чтобы она тебя приютила. Ну, действуй, лейтенант!

Поблагодарив Коробченко, расцеловавшись со своим другом Юрием Забегайловым, который сыграл в моей дальнейшей судьбе не последнюю роль, я отправился на попутных машинах на станцию Жихарево, являющуюся конечной остановкой на пути к Ленинграду. Отсюда также отправлялись составы и в другую сторону — на Москву.

Глава III В 1-м танковом корпусе

Первые дни марта. Это уже по календарю весна. Только зима неохотно сдавала свои позиции, хотя под весенними лучами солнца снег садился и быстро таял. Стряхивали снежный покров деревья и кустарники, на полянах и буграх появились первые проталины, кое-где потекли маленькие ручейки, заблестели блюдца небольших лужиц, днем заметно теплело, но к вечеру снова подмораживало и становилось холодно. Все равно чувствовалось, что воздух наполняется живительной влагой, темный лес несет свежесть и очищение. На некоторых деревьях появились набухшие почки — это говорило о том, что природа начала просыпаться. Во всем живом мире пробуждались таинственные жизненные силы.

С приходом весны связывал и я надежды на изменение своего служебного положения, радовался тому, что удалось уйти из-под опеки ненавистного комиссара Вайнштейна. Я не знал, как сложится моя дальнейшая судьба: война еще впереди, и конца ей пока не видно. На фронте особых изменений не произошло, хотя немцы получили достойный отпор под Москвой и на какое-то время их наступление приостановилось. Из газет и информационных сводок было известно, что положение на фронте все еще остается тяжелым, так что воевать мне придется еще долго.