На службе у бога войны. В прицеле черный крест

Дело с пьянкой угасло как-то само по себе, и дивизион помаленьку начал втягиваться в учебный процесс. Солдаты изучали матчасть, а офицеры — топографию. Из штаба поступили новые карты местности. Как-то мы сидели с батарейным комиссаром Александром Федоровым и рассматривали карту российских областей, находящихся под немецкой оккупацией. Я почему-то обратил внимание на Тулу, затем механически перевел взгляд на Рязань, нашел город Михайлов, село Воронино (районный центр), а вот и моя родная Захаровка. Только на карте она обозначена была как Захарово. Здесь живет моя мама и сестра Марфа. От них я недавно получил письмо. Повидать бы их. Эта мысль так и застряла у меня в мозгу. Вряд ли во время войны мне удастся с ними встретиться. А тут такой случай. Отмахать каких-то двести километров — не велика проблема!

— Послушай, Саша, — сказал я. — У меня есть возможность съездить на родину и встретиться с родными. Ты понимаешь, что это такое?

Федоров поднял на меня удивленные глаза, но сумасбродную идею поддержал:

— Мой тебе совет — обратись к комиссару бригады. Игнатьев — добрый мужик, поймет. Я тут же возразил:

— Нет, Саша, пойду сначала к Вересову, он как-никак мой прямой начальник. Не получится, тогда буду обращаться к Дмитрию Ивановичу.

И вот я стою перед майором Вересовым, усиленно убеждаю его отпустить меня всего на одни сутки, чтобы повидать мать. «Давлю» на психику, мол, такого случая больше не представится. На войне убивают, и я свою маму больше никогда не увижу. Майор молчит, переводит взгляд с меня на сидящего тут же начальника штаба Мироненко. Продолжаю «психическую» атаку:

— От Ясной Поляны до Рязани всего двести километров, а там до дома — рукой подать. Машина у меня новая, шофер Калачев — специалист высокого класса, ему эти две сотни километров — не расстояние. А за сутки вряд ли что может случиться.

Наверно, моя речь была настолько убедительной, что Вересов, поколебавшись, согласился отпустить меня, но все же обратился к Мироненко:

— Как, начштаба, дадим «добро» лейтенанту?

Тот, не задумываясь, ответил:

— А ведь действительно, когда еще Демидов увидит своих родных? Надо уважить командира одной из лучших батарей.

Поблагодарив начальство, я пулей вылетел из штаба дивизиона и помчался на батарею. Вызвал шофера Калачева, приказал ему подготовить машину в дальнюю дорогу, прихватить с собой двухсотлитровую бочку с бензином, на всякий случай — цепи на колеса, продукты, шинель и оружие.

Когда все было готово к отъезду, на батарее появился Вересов и попросил подвезти до Рязани еще одного попутчика, комиссара 3-й батареи. Узнав, что я еду в этом направлении, тот уговорил начальство отпустить и его.

Наконец, мы тронулись в путь. Стояла солнечная погода, по небу бежали легкие светлосизые облака. Наша машина легко бежала по дорогам Тулыцины, затем — Рязанщины, оставляя за собой пыльный столб. Мимо проплывали еще неубранные поля. Вот оно русское раздолье!

Дороги пустынны, по ним некому было ездить. Протарахтит иногда повозка с нехитрой кладью со стариком ездовым или промчится «эмка» с каким-нибудь тыловым чиновником

— и снова ни души. Пролетели город Михайлов, за которые промелькнуло несколько полуопустевших деревень, и на горизонте показалось большое село Воронино.

В Воронино остановились, решили немного размяться и отдохнуть. К нам подошла средних лет женщина, посмотрела на меня и улыбнулась. Ба! Да это же тетя Надя, мать моего товарища Коли Потапова, с которым мы жили в Ленинграде в одном доме. Тоже, видать, эвакуировалась в эти края. Обрадовавшись такой встрече, тетя Надя затащила нас в дом, угостила чаем. Поговорили, вспомнили Ленинград, родных, знакомых. Я узнал, что Коля жив, воюет, а старший ее сын Михаил работает в Рязани.

Распрощавшись с тетей Надей, двинулись дальше. Когда показалась Захаровка, сердце мое учащенно забилось, готовое вылететь из груди. Как-то меня встретят? В село въезжали на малой скорости. Вот она — моя родная Захаровка! Почти не изменилась. У шоссе — с десяток домов. Это — Дворики. Называлась эта часть села Двориками, видимо, потому, что эти дома стояли чуть поодаль, в стороне от остальных. Недаром же говорят, что своя земля и в горсти мила!

Остановились у дома Марфы. Нас встретила детвора мал-мала меньше. Все они оказались детьми сестры. На шум выбежала Марфа, за ней — мать. Они остановились на ступеньках, не понимая, что тут происходит. Первой узнала меня мать и, всплеснув руками, бросилась на шею. Полились слезы, начались материнские причитания. Сестра была более сдержанной, мы с ней расцеловались, и у нее из глаз тоже покатились слезинки. С детьми, своими племянниками, я знакомился после того, как отпустил машину. Калачеву приказал отвезти комиссара в Рязань, а утром быть в Захаровке.