На снегу розовый свет...

Дальше Томази не мог больше разговаривать. Он бросил трубку, выскочил из телефонной будки и стал рвать на себе волосы во всех местах, куда только мог дотянуться руками и зубами.

Когда я познакомился с Диларой, у неё уже не было ни Томази, ни Гранти.

Она сказала мне, что я у неё седьмой. Мысленно пересчитала, загибая пальцы. Сказала, а потом задумалась:

— Да… седьмой… Неужели у меня было уже столько мужчин?

Я почему–то представил, как семеро мужчин, изголодавшихся самцов, стоят голыми в одну шеренгу, со своими орудиями наизготовку. Великолепная семёрка. Среди них — я. А Дилара, тоже голая — напротив.

И как всегда, стеснительно улыбается.

Из всех прежних знакомств один Томази не мог забыть Дилару, не мог до конца её оставить. Он ей звонил, заезжал к ней на работу. Угрожал, уговаривал — требовал свиданий.

У Дилары завязывались новые романы, развязывались, а Томази всё пытался втиснуться промеж них. Бежал рядом с жизнью Дилары, свистел, корчил рожи и улюлюкал, но она уже всерьёз не воспринимала этого настырного грузина.

Хотя, когда у неё, случалось, достаточно долго не появлялось, не бывало уж совсем никого–никого, дверь Томази она открывала.

Дилара, конечно, не удержалась, чтобы, со свойственной ей, почти детской, откровенностью, рассказать бывшему своему любовнику (здесь речь идёт о Томази), о том, что она уже опять не одна. Томази на всех прежних было наплевать. Никого из них он не воспринимал серьёзно, а вот ко мне Дилару, которую до сих пор считал своей, приревновал. Обещал задавить на дороге своими «Жигулями–люкс». Дилара пересказывала мне со смехом об этих телефонных угрозах отверженного грузина. Говорила, что у него есть ещё и пистолет.

Наверное, чтобы ситуация в моих глазах выглядела ещё забавней.

Наши отношения успешно развивались.

Количество оргазмов у моей очаровательной подруги благополучно возрастало. Семь–восемь за одну ночь. На моих два. Один.

Все оргазмы рождаются у женщины в сердце, поэтому с ней не обязательно быть половым гигантом. Я не считал себя сильным мужчиной, и свои ресурсы расходовал экономно. Старался контролировать ситуацию. Если уж совсем бывало невмоготу, то уж только тогда расслаблялся, позволял себе разделить удовольствие с моей Диларой.

Иногда удавалось довести страстотерпицу до такого состояния, что наступивший у неё оргазм не заканчивался. Он как будто зависал, и тогда возникало впечатление, что женщина сошла с ума. Особенно часто это случалось, когда Дилара находилась сверху. Приседая всё сильнее, всё резче, она как будто впадала в транс и уже не могла остановиться. Крики морской чайки звучали всё громче, вызывая у соседей серьёзную тревогу. Однажды они даже вызвали милицию, подозревая, что у одинокой Дилары поселился какой–то изверг и вот сейчас, уж точно, её добивает.

И стражи порядка прискакали. Быстрее, чем скорая помощь. Нам пришлось всё бросить.

Что–то на себя накинув, и не особенно заботясь о том, удалось ли прикрыть голое, зацелованное мной тело, Дилара открыла двум молодым сотрудникам милиции в форме и разозлёнными для схватки с извергом лицами. Узнав о причине визита, расхохоталась и провела стражей порядка в спальню, где среди смятых простыней и подушек валялся кроткий я.

А я не нашёлся ничего им ответить, кроме как — ну что, ребята, по коньячку? И — прикрылся. Потому что почувствовал в глазах посетителей положенную им по должности моральную укоризну.

От коньячку они, впрочем, не отказались. У Дилары в холодильнике всегда была бутылочка армянского трёхзвёздочного. Мы прошли на тесную кухню. Я оделся — обмотался простынёй. Дилара — в том, в чём побежала открывать дверь. В шарфике и в мини–юбке, надетой задом наперёд. В пупке пирсинг — всё, как у людей. С соска забыла снять прищепку.

Милиционеры старались в её сторону не смотреть. Выпили сдержанно, по рюмочке. Закусили конфеткой. Узнали, что у нас медовый месяц. Хотя можно было ничего и не объяснять. Я спросил что–то о росте преступности на вверенном им участке, а также — делаются ли им доплаты, когда к нам в город приезжают президенты, за работу в выходные и в ночное время? Чувствуется, наступил на больной мозоль. Милиционеры попросили налить им ещё по рюмочке. Конфеткой только занюхали.

Потом вежливо взяли под козырёк и ушли.

Мы вернулись в постель. Я лежал на спине. Дилара легла рядом, прислонила голову к моей груди. Её длинные волосы рассыпались по мне лёгким, чуть прохладным, шёлком. Получилась такая утончённая ласка.

Глядя в потолок, я вдруг сказал:

— Дилара, — сказал я, — а это хорошо, когда у женщины много мужчин.

— Почему? — спросила она, приподняв голову, и посмотрела на меня недоверчиво.

— Понимаешь, женщина в начале своего женского пути — это драгоценный камень, который только добыли из шахты. А к тридцати–сорока годам это уже алмаз, обработанный мастерами.

Диларе понравилась моя такая точка зрения.