На снегу розовый свет...

Мы помолчали. Дилара выкурила ещё одну сигарету. Я разлил в рюмки коньяк. Выпили, не чокаясь.

И сразу же забыли, забыли обо всём об этом. На столе лежала Книга. Мы не виделись тысячу лет, и нам было чего хорошего вспомнить.

Провожая Дилару к её дому, я взял её за руку, и мы прошли так несколько шагов.

Дилара… Дилара…

Нет, не может быть!.. Убила человека? Ну, да, я тоже хотел его убить, но — смог бы?..

Уже в самолёте я нашёл стихотворение, строчками из которого подписал Диларе Книгу, и которое никогда не получалось прочитать на память от начала до конца:

Когда глаза,
которые видели тебя, потускнеют,
растраченные на взгляды,
Когда волосы,
которые тебя волновали,
будут сострижены
и вырастут новые,
И одежда,
которая ещё тебя помнила,
будет израсходована
на
половые тряпки,
И ил повседневных,
никчёмных событий
Занесёт серой своей шелухой
Всякое воспоминание о тебе,
Можно случайно задохнуться
От запаха прелых листьев весной,
По которым когда–то счастливо
ступала
ты…

ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ?

До пенсии оставалось три года. Всего–то три года оставалось до пенсии! Уже и планы себе какие–то рисовал оптимистические. Ну, там — поездки по Европе, встречи с интересными людьми. Полноценное общение с внуками.

Нет, до конца я всё–таки ещё не понял, не осознал, что такое пенсия, пенсионный возраст.

С одной стороны — в голове ещё сидит представление о пенсии и пенсионерах — как о предсмертном состоянии. Вот есть она, длинная жизнь — от горшка до сорока–пятидесяти лет, когда не думаешь ни о болезнях, ни о кладбище.

Вот моей маме сейчас за восемьдесят, так разговоры у неё, любимые темы — кладбище, похороны и кто как умер. Есть ещё воспоминание современников: перечисление друзей, родственников, ныне покойных.

А я ещё, наверное, чего–то недопонимаю. Пока ещё ощущение, что выход на пенсию — это что–то вроде окончания университета. Впереди — карьера, новые горизонты, новые радости жизни. Ну, пусть не совсем так. Но — есть определённое сходство. По окончании пенсионного возраста тоже выдаётся документ. Единого образца. Очень серьёзный. Только вот в жизни он уже не пригодится. Нельзя прийти с ним куда–нибудь, показать и устроиться на работу. Получить без очереди двести граммов сливочного масла. Бесплатно проехать в троллейбусе или на метро.

А для того, чтобы получить такой документ, нужно в жизнь поступить (приём без экзаменов), потом прожить её определённое количество лет (для каждого срок определяется сугубо индивидуально), и — окончить. Для окончания никаких препятствий. Любой балл проходной. Событие отмечается коллективом близких друзей и родственников.

И как–то грустная истина о том, что пенсия — понятие, напрямую связанное с работоспособностью, жизненным ресурсом — эта истина, кажется, не касается конкретно меня. По–прежнему представляется, что, если уже и могилка — то это ещё очень далеко. А болячки — откуда им взяться? Не пью, не курю. Гуляю.

Вон, у друга в сорок лет уже разбухла простата. Сам виноват. Должна быть нормальная, полноценная половая жизнь. Не даёт жена — ходи на сторону. Сходи в секс–шоп, купи себе подходящую игрушку, видеокассеты.

Мы не можем ждать милостей от природы.

Ну и — вот. До пенсии, значит, три года. Подходит очередная медицинская комиссия. В нашей организации бригада медиков из Екатеринбурга ежегодно обследует сотрудников на состояние пригодности к работе. И ничто не предвещало недоброго. Даже простата.

А тут зашёл к врачу, который ухогорлонос. Красивая молоденькая женщина. Комиссию мы проходили летом. В помещении тепло — халатик на ухогорлоносе практически на голое тело. Ну, я, чтобы задержаться, чтобы всё как–то получше рассмотреть (зрение у меня 100 % — только что проверил), я этой фее в тонком халатике и решил пожаловаться: — Что–то у меня, говорю, со слухом.

А у меня, уже не помню с какого времени, и, правда, заметное ослабление слуха на левое ухо. (Слуха — ухо. Всё–таки пропадает во мне поэт…). Но никто этого моего дефекта (я насчёт ушей) никогда не замечал, потому что другим ухом я даже ультразвуки улавливаю.

Думал я — посадит сейчас меня подле себя обаятельная и привлекательная, и проведу я с ней несколько приятных минут в беседах, полезных для глаза и для здоровья.

Комиссия–то у нас из самого Екатеринбурга. Когда ещё в нашей глубинке живую женщину из настоящей сибирской столицы увидишь. От них, от городских, и духи, и манеры. И бельё — вон какое просвечивает!..