На снегу розовый свет...

К друзьям, во временное своё жилище, я вернулся поздно. Всё слонялся по городу, пытался отвлечься, оторваться от своих мыслей. Ещё оставались кое–какие деньги, и я бездумно их тратил, заказывая в попутной забегаловке ещё баночку пива, а, вдобавок, ещё и бутерброд, без которого в этот день я вполне мог уже обойтись.

…Дверь мне открыл Саша Карачун. Хороший человек. Когда–то мы вместе работали. Теперь уже две недели я пользовался его гостеприимством.

Но на этот раз Саша выглядел озабоченным. Он пытался улыбаться, но глаза почему–то прятал. — Мы уезжаем в Израиль, — сказал Саша. Всё было как–то неопределённо. А сегодня всё решилось с документами. Приехали ещё родственники из посёлка. Две семьи. Ты не мог бы пока где–нибудь переночевать?..

Саша сильно переживал, что ему приходится говорить мне такие слова. Я не обиделся. И так уже — целых две недели…

А положение у меня было не такое уже и критическое. У меня ещё была в родном городе площадь, которую, если уж очень припрёт, можно было бы назвать жилой.

В Актюбинске, в районе Аптекоуправления, у меня ещё оставался гараж, который я когда–то, при поспешном бегстве из республики, не успел продать. А чем гараж не жилплощадь, если другой никакой нет?

И у меня с собой были ключи.

Несколько суток я ещё прослонялся по городу, возвращаясь ночевать в собственную свою квартиру. Там был небольшой подвальчик, электричество. И даже диван. Железные двери. Можно поставить холодильник. Смастерить для отопления «козла». И даже водить баб.

Но перспектива, хоть и радужная, однако и она требовала определённой материальной подпитки. И я пробовал искать работу. Но меня поймёт всякий, кто пробовал искать работу в возрастной категории «после сорока пяти». Не говоря уже о существующем в городе негласном национальном цензе.

И, кроме того, областной центр был буквально наводнён бывшими жителями окрестных аулов. В деревнях, которые по своему природному предназначению, должны были кормить город, в их житницах и закромах уже давно ничего не было. Пустыми стояли кошары и свинокомплексы, зарастали сорной травой поля. Старики ещё за что–то цеплялись, а молодёжь рвалась в город. Молодые парни и девушки хватались за любую работу. В этих условиях со своей морщинистой физиономией даже проситься грузчиком в магазин было как–то неловко.

Но я просился. И не только грузчиком. Часто меня узнавали. — А! — а-а!.. — говорили, — диктор! Радостно пожимали руки. Весело смеялись моей шутке насчёт какой–нибудь работы. Потом, когда на конкретный вопрос приходилось всё–таки отвечать — разводили руками: извините… мы бы рады, но…

В общем не получалось у меня никак с трудоустройством. Сейчас таким ситуациям есть модное объяснение: не формат. И куда же мне теперь со своим форматом? Вешаться, что ли?

Сидел я как–то в своём подвале на ободранном диванчике, думал, думал…

И подумал — А чёрт с ними, с яйцами! Что тут, в подвале, не человек, что там, в мерзликинских апартаментах, без яиц — вообще, неизвестно, кто… Может, правда — отрежут мне яйца и придёт ко мне великая мудрость, не отягощённая, не осложнённая никакой вредной посторонней тематикой. И напишу я, за компьютером и при хорошем питании великую книгу. А то и статую изваяю. Богиню с одной рукой. А то безрукие уже были, с руками и с веслом были. А я сделаю с одной рукой, чтобы она той уцелевшей рукой себе стыд прикрывала.

Такую статую не западло будет и в Российской Государственной Думе выставить. И голая — ровно настолько, чтобы искусство обозначить, и, в то же время, на том месте, куда все смотрят — рука. Значит, есть у человека стыд. А, если к её голове ещё и косу присобачить — длинную такую, то куда там до нас Украине!..

А вдруг, когда у меня яиц не будет, ко мне творческие мысли перестанут приходить?

Нет… Лучше об этом не думать…

Где–то у меня был телефон этого лысого козла. Мог выкинуть от злости. Никак не мог подумать, что докачусь–таки до такого безумства…

Вылез по лесенке из своего погреба. Прикрыл за собой тяжёлую гаражную дверь и пошёл искать телефонный автомат. У всех давно мобильники, только я, как будто заблудился из прошлого века.

Когда судьба, то всё складывается, как по нотам. В раздолбанной будке висел новенький телефон–автомат Казтелекома. Он просил карточку. И у меня была карточка. А по ту сторону телефонной линии уже находился, как будто только этого и ждал, мой будущий компаньон Борька Мерзликин. Который даже нисколько не удивился моему звонку.

Борька не скрывал радости по поводу радикального изменения моих настроений. И трудно было понять, что его больше веселит — то ли, что удастся ему, наконец, исполнить специфическое желание супруги. То ли — что мне отрежут яйца.

Нет такого мужа, который бы спокойно мог переносить даже самые невинные увлечения лучшей своей половины.

Уж лучше тяжкий груз греха, ответственности пусть ляжет до хруста в коленях на наши мужские плечи.

Потому–то мы и живём меньше.

Потому что много есть в нашей мужской жизни переживаний, про которые даже не расскажешь в церкви святому отцу.