— На солнечной!.. Жди меня на солнечной стороне! — Цокая каблучками, перебежала улицу — это цоканье как бы вторило ничего не значащим словам «на солнечной стороне». У дверей гастронома обернулась, встретилась с ним глазами, умоляя дождаться в условленном месте, если она и задержится немного.
Ну к чему ляпнул он, чтобы она почаще гуляла, ведь совсем не это было на уме? Только теперь сообразил, что хотел сказать еще в начале прогулки: хотел похвалить ее красивые глаза, какие, мол, они яркие, пусть почаще смотрит вокруг удивленными расширившимися зрачками, будто видит больше, чем можно увидеть…
Дана исчезла, не догонишь и ничего не скажешь. А ведь ее бы обрадовали его слова.
— На солнечной стороне, — повторял про себя Витаутас, стараясь запомнить место встречи, чтобы ненароком снова не обидеть жену. — На солнечной стороне…
Он осмотрелся вокруг: дома, люди, машины. Перед ним, на той стороне улицы, расстилалась густая, широкая тень, темная и прохладная, как река. Хорошо бы медленно плыть по этой реке-тротуару, где не встают перед тобой никакие вопросительные знаки, одни лишь вывески, витрины, привычно и понятно мелькающие разноцветные сумочки…
Почему не договорились они встретиться в тени? И где эта солнечная сторона? Господи! Да ведь он же на ней и стоит — тротуар залит солнцем! Рядом красные автоматы с газировкой, по липким от сиропа стаканам ползают осы. Это же очень просто — «солнечная сторона». Теперь не забудет. Неприятно только, что осы ползают по стаканам… Впрочем, почему неприятно? Ведь эти осы — последние. Как и теплое солнце, как запах разогретого асфальта…
Обожду возле книжного магазина, посмотрю новинки в витрине. Это тоже приятно, что за стеклом много книг. Яркие обложки, нарядные, как воскресная уличная толпа. Дануте знает, что он любит книги, могла бы назначить встречу у книжного. Но сказала иначе: «Встретимся на солнечной стороне…» Ладно. Все равно. Хотя нет, не все равно! Здесь какой-то каприз, какая-то причуда Даны, и это не дает успокоиться; сегодня ее голос все время напоминает какую-то забытую радость. Что-то кроется за ее капризом.
Неразгаданная тайна волновала Витаутаса. Он снова осмотрелся по сторонам, задержал взгляд на медлительных, разомлевших осах — да, он стоит на солнечной стороне, и у этой стороны, кажется, нет ни конца ни края.
«Ладно уж, раз Дануте так хочется, буду ждать не у книжного, а просто на солнечной стороне…»
Пусть нету ее теперь на солнечной стороне, но он подождет, и, пока терпеливо топчется он здесь, Дана рядом.
Ему было приятно думать, что он покорно исполняет ее маленькую прихоть, а еще больше нравилась собственная покладистость. Вот чего, думал он, не хватало мне и Дануте последние годы — этих невинных капризов, причуд, которые нарушали бы монотонное течение наших налаженных отношений. Ведь могла бы она потребовать от меня и чего-нибудь такого, что и совершить невозможно! Но пусть только не часто…
Витаутас внутренне собрался: ведь и сейчас могла она потребовать у него невозможного. И возникла неуверенность в том, в чем он всегда был твердо уверен. Он находился на солнечной стороне, напоенной красотой и юностью, причудливые, невыполнимые требования никого здесь не удивят — только его одного. Улыбнулся. Просто так — стоял и улыбался.
«А что если Дануте уже давно мечтала назначить мне свидание на солнечной стороне?»
Поскорей бы возвращалась; он прямо спросит у нее об этом. Угадал? Нет, сначала скажет те слова, которые собирался произнести еще в самом начале прогулки, еще возле дома. Что же он ей хотел сказать и не сказал? Да, чтобы чаще смотрела вокруг такими глазами… Впрочем, не это, совсем уже не это… Отвык, не умеет говорить подобных слов. А вот Дана, вероятно, не отвыкла, твердила их про себя, когда он отправлялся гулять в одиночку. Не потому ли дрожит ее голос, пробиваясь в такие закоулки души, куда не добраться словам? Как проникновенно сказала она: «Встретимся на солнечной стороне». И чтобы не испугать его небудничностью своих слов, удрала за кефиром. Семнадцать лет назад ей, пожалуй, не надо было бы бояться, крикнула бы просто: «Встретимся на солнечной стороне!» — и все.
Солнце слепило глаза. Значит, они вновь, как семнадцать лет назад, встретятся на солнечной стороне, хотя теперь они уже не те, что были тогда, семнадцать лет назад, совсем не те, во всяком случае — он… А Дана? И она?.. Правда, нынче Дана немного странная.
«Что скажу я ей столько лет спустя?»
Ждал он недолго. Его все сильнее волновало: как бы Дана не оказалась на солнечной стороне слишком быстро, не вынурнула до тех пор, пока он не успел еще разобраться в своих смятенных мыслях, не решил, что сказать ей. Кажется, так волновался он семнадцать лет назад, но лишь тогда, когда Дануте опаздывала на свидание. Как опаздывает теперь? Она и тогда была рассеянной, но его это не сердило, ее рассеянность даже нравилась…
«Ничего, подожду…»
Ему стало радостно, что он может терпеливо ждать, пусть только светит солнце и заливает светом половину улицы.