На солнечной стороне. Сборник рассказов советских и болгарских писателей

— Не могли уж чего-нибудь другое присудить? А то — микроскоп. Свихнется теперь мужик — ночи не спит. Што бы пылесос какой-нибудь присудить… А то пропылесосить — и нечем, не соберемся никак купить.

— Кого присудить? — не понял Сергей.

Андрей Ерин похолодел.

— Да премию-то вон выдали… Микроскоп-то этот…

Андрей хотел было как-нибудь — глазами — дать понять Сергею, что… но куда там! Тот уставился на Зою, как баран.

— Какую премию?

— Ну премию ж вам давали!

— Кому?

Зоя посмотрела на мужа, на Сергея…

— Вам премию выдавали?

— Жди, выдадут они премию! Догонют да ишо раз выдадут. Премию…

— А Андрею вон микроскоп выдали… за ударную работу… — Голос супруги Ериной упал до жути — она все поняла.

— Они выдадут!.. — разорялся в углу Сергей. — Я в прошлом месяце на сто тридцать процентов нарядов назакрывал… так? Вон Андрей не даст соврать…

Все рухнуло в один миг и страшно устремилось вниз, в пропасть.

Андрей встал… Взял Сергея за шкирку и вывел из избы. Во дворе стукнул его разок по затылку, потом спросил:

— У тебя три рубля есть? До получки…

— Есть. Ты за што меня ударил?

— Пошли в лавку Кикимора ты болотная!.. Какого хрена болтаешься по дворам?.. Чурка ты с глазами.

В ту ночь Андрей Ерин ночевал у Сергея.

Только на другой день, к обеду, заявился Андрей домой… Жены не было.

— Где она? — спросил сынишку.

— В город поехала, в эту… как ее… в комиссионку. Андрей сел к столу, склонился на руки. Долго сидел так.

— Ругалась?

— Нет. Так, маленько. Сколько пропил?

— Двенадцать рублей. Ах, Петька… сынок… — Андрей Ерин, не поднимая головы, горько сморщился, заскрипел зубами. — Разве ж в этом дело?! Не поймешь ты по малости своей… не поймешь.

— Понимаю: она продаст его.

— Продаст. Да… Шубки надо. Ну ладно — шубки, ладно. Ничего… Надо, конечно…

Димитр Вылев Руска

Прошлым летом в один воскресный день в Варнице на меня навалилась слепая тоска. Только летом, в селе, когда людей сваливает в тени сон и сразу прерывается веселый полевой гул, может прийти такая тоска. Как справиться с ней? И мне пришло в голову отправиться в Аланово повидаться с Руской. Я познакомился с ним два года назад в Ямбольской окружной больнице. Он сломал ногу и лечился там. Руска рассказал мне, что пять лет назад сшил себе форму, как у повстанцев Ботева; во время стихийных бедствий он надевал ее и подбадривал крестьян.

Я набросил на плечи пиджак и отправился в путь. За час я одолел невысокий горный перевал и увидел перед собой на фоне голубого жаркого неба Дервентские холмы. У их подножья лежали села Татаркево, Кунино и Аланово. Напротив меня шумел Харманджийский лес, надетый, как колпак, на вершины холмов. Из леса выбегала речушка Полянка. Солнце заливало ее узкое, как гильза, русло. В долине реки тревожно бил барабан, слышался гул голосов. Я направился к селу.

На площади перед сельсоветом собралось много народа. Представитель народного совета Руска в ботевской форме сидел за столом. «Уж не потоп ли?» — спросил я сам у себя, глядя на пышное одеяние Руски. Он взглянул на меня — голубоглазый, нестареющий, заулыбался.

— Дончо, иди сюда, посмотри, как мы смеемся!

Я протиснулся сквозь толпу к нему. Вокруг валялись бочки. Я сел на одну из них. Бочки пахли солью и гнилыми водорослями. Барабан продолжал греметь.

— Что тут происходит? — поинтересовался я.

— Не спеши! Доберемся и до корня, увидишь, что к чему.

Он был одновременно и представителем народного совета, и заведующим магазином в Аланово. Село выращивало табак. И ничего другого. А табак нельзя есть. Поняв, что кормить село — задача первостепенная, Руска взял на себя и магазин.

Короткая тень здания сельсовета упиралась в стол — первый этаж двухэтажного здания был отведен под магазин, второй — под сельсовет. Тени на всех не хватало, многим пришлось жариться на солнце, как рыбам на сковороде. Но крестьяне не уходили, а протискивались по очереди к столу и давали Руске деньги. Он опускал их в пастушью торбу, которая висела на углу стола. Женщина в зеленой юбке, с растрескавшимися пятками, растолкала людей и произнесла плотным мужским голосом:

— Руска, пиши: от бабы Иваницы полтора лева. Пятки у меня зудят, спать не могу по ночам.

— Филипчо! — позвал Руска.

В открытом окне магазина показалось глазастое лицо.

— Позвони в Стасино, в участковую больницу. Договорись о месте для Иваницы. Жалоба на боль в пятках.

— Слушаюсь, — ответил Филипчо, исчезая в глубине канцелярии.

Плотный мужчина в хлопчатобумажной майке выложил на стол кучу мелочи. С его мясистого носа стекали капли пота. Все в нем говорило о том, что он любит поесть.

— Что-то ты еще больше раздобрел, — неодобрительно заметил Руска. — Не пора ли тебя сменить? Хватит тебе быть полевым сторожем!

— Именно, из-за полноты мне не подходит никакая другая работа, — с важностью ответил Вылчо, так звали сторожа.

Руска щелкнул его по животу. Вылчо рассмеялся, его буквально душил смех. Он заразил всю площадь. Смех потряс Харманджийский лес с его полянами среди дубовых деревьев, эти поляны были похожи на ямы, в которых варилась желтая смола августовского солнца.