На солнечной стороне улицы

Он долго молчал, прикрыв глаза… Ей даже показалось, что он заснул… и она с жадной исследовательской любовью смотрела на его, все еще густые, но с сильной проседью, волнистые волосы, и совсем уже седую бороду… словно снимала прижизненную маску, поскольку посмертная ей была не нужна… Интересно, дожил ли до седой бороды великий русский пейзажист Исаак Левитан…

Вдруг он открыл глаза и сказал:

— Но ведь это был единственный способ остаться с тобой… Она положила ладонь ему на рубашку, туда, где вздымалось и опадало захлебывающееся сердце.

— Так ты… оставался с ней… ради меня?

— Помоги зайти в дом, что-то стало прохладно… — просипел он, приподнимаясь в гамаке… — И перестань плакать! Это просто жизнь, Веруня… Просто жизнь…

Лет этак через двадцать пять, уже в Америке, она со своим вторым мужем будет принимать в гостях супружескую пару: их приятельницу-пианистку с новеньким супругом, человеком молчаливым и за столом несколько… чопорным, чужеватым… Однако все разом изменилось, когда выяснилось, что Роман Григорьич, так звали гостя, в прошлом — подполковник уголовного розыска МВД Узбекистана. И разговор забурлил, закрутился вокруг сразу нескольких тем. Сначала усмешливо и раскрепощенно, — с обеих сторон — обсудили промахи КГБ в некоторых событиях, связанных с личностью Вериного мужа, потом разговор перешел на другие темы. Вспомнили, что Ташкент всегда был криминально неблагополучным: климат такой, гостеприимный для всякой швали, население — доверчивое, открытое… Ворье и мошенники были немаловажной закваской в этом конгломерате…

— Ну, и не забудьте о наших садоводах-любителях, — сказал бывший подполковник… — Добрая половина нашей деятельности была посвящена наркотикам — гашиш, опиум…

— И что, многих ловили? — спросил хозяин дома.

— Многих, — уверенно ответил гость. — Тут ведь, в этом деле, особенно справедлива поговорка насчет веревочки, которой, сколько ни виться… Безумие порока, знаете, ослабляет осторожность… Хотя, были и провалы — наши провалы, я имею в виду. Например, в семидесятых так и не удалось поймать одного, как говорят теперь, наркобарона, личность таинственную, очень опытную, и даже талантливую… Схема организации была составлена так хитроумно, что, похоже, только один старик знал хозяина лично. Но когда на него вышли и уже должны были брать, его нашли задушенным в пустой квартире, где-то на Тезиковке. И ниточка оборвалась… А потом она как сквозь землю провалилась.

— «Она»? — спросила Вера. — Так это была женщина?

— Вот именно! — подтвердил гость. — Но мы знали только кличку: Артистка…

27

Знакомый Лене бывший часовщик жил в новом кооперативном доме на улице Гоголя — роскошный проект, лифт, просторные квартиры с огромными застекленными лоджиями…

Пока шли от трамвая и поднимались в лифте, Леня рассказывал про хозяина — когда-то, лет двадцать назад, тот контролировал чуть ли не весь здешний часовой рынок. Но потом, многозначительно добавил Леня, переключился на другие дела. Вере было все равно — кто и на что там переключился, она как раз обдумывала, как сочетать в смесях контрастные тона, — но иногда она спохватывалась, что Леня обидится, и тогда задавала какой-нибудь вопрос, как правило, невпопад, и он снисходительно смеялся. Вообще казалось, что при всей своей предупредительности и абсолютной преданности, Леня никогда не принимал ее всерьез. Она и сейчас спросила — на что же тот переключился?

— На камушки, — ответил Леня.

— На… камушки? — удивленно переспросила она. Они ехали в лифте — зеркальном, но уже обоссанном. Леня расхохотался и подмигнул: — Да-да… Верочка, ну-ка, как вы себе представляете эти камушки? Ну-ка?

Явно ждал, когда она сморозит какую-нибудь глупость.

— Идите на фиг, — сказала она добродушно.

* * *

…Сквозь окно столовой видно было, как на лоджии наклонялась над гладильной доской совсем еще молодая жена часовщика. Сам он был уже в преклонных годах, хотя отлично держался — худой, подтянутый, одетый в спортивный импортный костюм. Судя по всему, и в молодости увлекался спортом: в проеме двери, ведущей в столовую, заставленную громоздким румынским гарнитуром, видна была на стене увеличенная коричневатая фотография, из довоенных, добросовестных, — длиннорукий длинноногий молодой человек в теннисках, с ракеткой на плече, стоит в белых трусах и майке, неулыбчиво смотрит в объектив…

Он сам открыл им дверь и был довольно любезен, — приветливым его никак нельзя было назвать… По ходу дела Вера поняла, что Леня когда-то оказал ему услугу, очередную в ряду бесчисленных услуг, которые он оказывал походя, словно не замечая, самым неожиданным людям.

— Проходите в столовую, — пригласил хозяин, указывая направление левой рукой в перчатке телесного цвета, — некомплектной рукой, всего с двумя пальцами. Этими пальцами он и взял, как пинцетом, протянутый Леней кулон, положил его на правую ладонь, молча осмотрел…

— Ну что ж… — сразу сказал он… — Это «Лонжин», швейцарская фирма… Часики на анкерном ходу, между прочим…