Ночью полк неожиданно подняли. Тучи покрывали небо. Люди кашляли, окликали друг друга. Было тепло, но от волнения Логунова знобило.
«Позиции подготовили и бросаем! Впрочем, что поделать, это не маневры — война!»
Спустились вниз. Под ногами проселочная дорога.
Стучат сапоги по камням, смутно виден во тьме сосед.
И вдруг на вершинах сопок — близко, далеко ли? — замерцали огоньки. Они вспыхивали то на одной вершине, то на другой. Вспыхивали, погасали.
— Ваше благородие, а ведь это японец переговаривается, — сказал шагавший рядом с поручиком Корж. — Должно быть, шпионы им докладают о всем, что видели.
Ночь была томна, тучи закрывали небо. Огоньки по сопкам то вспыхивали, то погасали. Неприятно!
Много раз останавливались. Не то отдыхали, не то ориентировались. Когда останавливались, нещадно лип комар. Свистунов командовал закурить. Люди жадно закуривали.
Перед рассветом миновали деревню Вафаньгоу и втянулись в ущелье на левом фланге расположения корпуса.
Душно и безветренно с раннего утра. Утомленные длинным ночным переходом, солдаты дремали под скалами. Неподалеку от Логунова на плоской скале расположились Ерохин и заведующий хозяйством полка капитан Рудаков.
— С гаоляном вы попадете в нехорошую историю, — ворчливо говорил Ерохин, и Логунов удивился ворчливому тону: откуда у веселого, уравновешенного командира полка такой тон?
— А что же мне делать? — спрашивал Рудаков.
— Покупать! Ведь деньги вам отпущены.
— У кого же покупать? Китайцы разбежались.
— Надо найти фанзу с хозяевами. Вы солому растаскиваете, а хозяева вернутся и подымут на весь мир крик. А с быками у вас как было дело?
— За быков я заплатил.
— Отчего же китаец побежал жаловаться генералу?
— Потому что он не хотел продавать быков.
— Он не хотел продавать, а вы у него купили! С вами, батенька, неприятностей не оберешься.
— Что же тогда делать? — мрачно спросил Рудаков. — Кормить людей надо, от интенданта нет и не будет ничего. Вы ведь знаете, что мы войска не успеваем подвозить, где уж тут катать быков!
— Ну, ладно, — примирительно сказал Ерохин и стал закуривать.
Логунов подумал, что он, Логунов, в день сражения не мог бы думать ни о соломе, ни о быках, а вот Ерохин думает. Насколько же свободнее его душа!
И на минуту Логунову даже показалось, что войны нет и полк на маневрах, и в этот самый момент раздались выстрелы; по ущелью засвистели пули.
Никто не мог понять, как случилось, что японцы заняли сопку, которая должна была быть в руках Зарайского полка, и теперь спокойно обстреливали ущелье.
— Ничего не понимаю, — говорил Ерохин, садясь на коня.
Весь полк, как один человек, повернулся и смотрел на сопку, окутанную кудрявыми дымками выстрелов.
Наступило самое страшное — замешательство.
Вслед за этой сопкой японцы, естественно, переберутся на соседнюю и запрут выход из ущелья.
Посвистывали и шуршали японские двухлинейные пули. Люди прижались к скалам, но скалы не защищали. Ерохин со своим адъютантом, поручиком Модзалевским, поскакал вперед. Однако неизвестное ущелье, не помеченное на карте, было бесконечно. Отвесные скалы, осыпи… Если полк укрыть в ущелье, то японцы, заняв гребни сопок, уничтожат его сверху.
Тогда Ерохин вернулся, Уже были жертвы. Нельзя было медлить.
За расположением полка, в направлении японцев, он заметил сравнительно пологую сопку. Вершину ее составляли изветренные скалы, отличная защита. Позиция эта была выгодна еще и потому, что позволяла полку немедленно вступить в бой, обстреливая в свою очередь противника.
Ерохин стал командовать. Громким спокойным голосом, как на полковом плацу, он повернул полк и направил 1-й батальон на сопку.
Многим хотелось броситься бегом, чтобы укрыться за скалами!.. Но полковник неторопливо командовал, следя за тем, чтобы каждое движение выполнялось отчетливо; и, как на параде, полк под выстрелами неприятеля плотными колоннами, отбивая шаг, начал подниматься на сопку.
Рядом с Логуновым ранило Грицука, молодого старательного стрелка. Он не упал, он осторожно сел, не веря в свое несчастье. Пуля пробила ему поясницу; он сидел выпучив глаза и тяжело дыша. Его подхватили и уложили на палатку. И тут же упало еще трое.
«Как просто!» — подумал Логунов. Он шагал, следя за равнением своего взвода. Японские пули глухо и как-то легкомысленно просто ударяли в землю, вздымая серый пушок пыли.
Впереди батальона ехал Буланов. Он то и дело оглядывался, боясь, чтобы не нарушился строй и чтобы весь полк во главе с Ерохиным не подумал, что он или кто нибудь из его батальона дрогнул.
Японцы весь огонь сосредоточили на 1-м батальоне, склоны сопки задымились.
У Логунова мучительно билось сердце. Минутами он переставал видеть и соображать. Солдаты вокруг него падали, и сам он должен был упасть. Он вдруг увидел Коржа с перекошенным ртом, Емельянова, не похожего на себя.
Должно быть, Свистунов понял, что минута опасна, люди могут не выдержать и побежать. Он выехал из рядов, оглядел роту.
— Левой, левой! — разнесся его спокойный голос.