На сопках Маньчжурии

Варвара Акимовна извелась в тоске да походах к японскому следователю — с Ягупкиным всё вяжут. Несла она в мастерскую прохудившееся ведро — запаять дно. Отложив своё намерение, она позвала Марфу к знакомому китайцу за собачьим салом. Все годы пребывания в Маньчжурии Варвара Акимовна видела и испытывала на себе доброту китайцев. Они знали русские праздники досконально. На Троицу приносили в корзинах траву, скошенную в поле, берёзовые ветки, срезанные в посёлке Бариме за городом. Перед Пасхой разносили творог, яйца, масло, свечи… Зеленщики просили наличными. Молочники, булочники давали в кредит. Вся бухгалтерия — дверной косяк или оконная рама. Химическим карандашом записывали долг, а в конце месяца — расчёт. «Нет чэна? Ничаво, будут чэна?»

— Не чужой, русский, — как не помилосердствовать? — говорила на ходу Варвара Акимовна. Из разговора Марфы она поняла, что Кузовчиков был связан с Ягупкиным. Мелькнула искра: вдруг знает что-либо про Скопцева?!

— Китаец — травник или как? — Марфа едва поспевала за быстрой на ногу Игнатовой. — Ему от груди зелье…

Китаец расспросил Марфу о состоянии казака и дал баночку желтоватой мази, научил, как её пользовать. Рекомендовал покормить больного собачьим мясом.

Женщины приняли его поучения, но от последнего совета их затошнило. Не сговариваясь, до самой фанзы и не вспоминали его.

В тёмной клетушке Кузовчиков лежал, вытянувшись — голени за краем топчана. Скулы и кости у шеи выпирали. Глаза в яминах провалились. Открыты, а как остеклившиеся. Синюшные губы. Дыхание с хрипом и хлюпаньем внутри. Борода смочалилась. Над лбом в волосах ползали вши. Вонь мочи и застарелого пота — не продохнуть! Он жалко растягивал губы, силясь улыбнуться. Пытался подняться, худое тело, как скелет, не слушалось. Иссохшие руки теребили одеяло в поисках опоры.

— Лежи, казак! — Варвара Акимовна с трудом сдерживала себя, чтобы не расплакаться. Дошёл мужик до ручки!

— Грей воду! — Варвара Акимовна сняла тёплую кофту, засучила рукава платья. — Как же ты допустила? Гниёт человек!

— Он — колодина! А у меня где силы?

— Бухаешь? — Варвара Акимовна учуяла винный перегар. Глаза Марфы гноились.

— За свои, кто указчик!

— Она на меня с шашкой, а я отбиваюсь прикладом! — Иван Спиридонович оголил свои бескровные дёсны в улыбке. Слезинки таились в уголках его глаз.

Женщины сволокли его в большое корыто с горячей водой. Обмыли щелочным раствором. Он стеснялся своего тщедушия, своей беспомощности.

— Дома был. Дуралей побежал. Ну, тюрьма. Ну, фронт…

— Где — дома, Ваня? — не поняла Варвара Акимовна.

— В Сотникове… В России.

— Платона моего не встренул?

Кузовчиков обессилел, язык не повиновался ему. Он отрицательно вертел головой.

В сумерках пришёл коренастый китаец, снял соломенную конусообразную шляпу.

— Капитана Кузовчиков еся? Его плосят…

— Кто просит? — Иван Спиридонович, напившись чаю, лежал в запечье.

— Его капитана плосят. Тачибана — большой капитана.

В кругах бывших казаков Иван Спиридонович краем уха слыхал такую фамилию.

— На кой хрен понадобился?

— Моя звать. Твоя ходи!

— Какой из него ходок?! — осердилась Варвара Акимовна, наступая на посыльного. — Видишь, ходя, человек хворью скован? Япошка не велик барин, пусть сам подымет зад!

— Его начальник. Ходи нада. Зад нилизя.

Кузовчиков воспрянул духом от явления посланца. Он посчитал, что покойный Ягупкин сообщил японцам о «ходке» в Советскую Россию, и теперь его требуют, чтобы выслушать да отблагодарить вознаграждением.

— Встану на ноги, всенепременно найду капитана Тачибану. Так и передай, ходя, мол, казак Кузовчиков подбился маненько…

Посыльный поклонился, отпялился к выходу и удалился с полусогнутой спиной.

Варвара Акимовна, наказав Марфе использовать собачье сало для натирания больного, отправилась к аптекарю Коташевичу. Того на месте не оказалось. Тогда она навестила Самуила Топаза — провизор не брал за визит. Он пообещал посетить Кузовчикова и, если в силах, помочь.

— Сё-сё! — Варвара Акимовна машинально благодарила по-китайски.

Аптекарь поднял очки на лоб.

— Русская мадам говорит еврею спасибо по-китайски? До чего же ты дожил, Муля?!

Игнатова забежала к постоянному разносчику зелени на проспекте Сюя. Попросила за её счёт снабжать Марфу редькой и свежим луком.

— Ма-ма ху-ху! Ничава особенного, мадама! Его больной игонян. Его кушай нада шанго…

В спешке Варвара Акимовна и не заметила, что всё ещё таскает с собой дырявое ведро. Поспешила в мастерскую к лудильщику. Из Нахаловки она на трамвае переехала в Новый город. Обратилась к жене русского купца Морозова, полнотелой женщине со светлыми глазами. Рассказала о беде Кузовчикова, о его нищенском положении.