Испуганные всеобщим порицанием, палачи Имамона пытались оправдаться, говоря, что они убили его, будто, по приказанию их бога, Ассура. Но, гонимые всеобщим проклятием, они принуждены были покинуть страну и удалиться в равнины и леса к народу работников. Там они восстановили культ Ассура, и построили свои храмы.
Дикий и порочный народ равнин, принял имя их бога, и зовется теперь — Ассурами. Они фанатически поклоняется своему ужасному и кровожадному божеству, требующему человеческих жертв и крови; всегда крови, в обмен за кровь Имамона, которая не досталась ему, так как Аур, отец света, претворил ее, и она течет на спасение смертных.
Ассура изображают отвратительным существом, символом разрушения; он сер, как пепел, представляющий бесформенный остаток того, что было. У него большие, остроконечные крылья, руки в формы когтей, с которых капает кровь, и голова увенчана рогами, а хвост имеет вид трехголовой змеи, которая кусает все, что окружает ее. Я забыла еще сказать, что Ассур держит в когтях сердце праведника, которого пожрал. На его жертвеннике горит один только огонь, добываемый из камня или зажигаемый молнией.
Жрецы Ассура — жестоки, жадны и держат народ в страхе и раболепстве. Они страшно богаты; но, тем не менее, ведут деятельную торговлю зерном, скотом и разными лесными или полевыми продуктами, которые вымогают у население.
Несмотря на наше к ним отвращение и презрение, они настойчиво стараются проникнуть в нашу страну; где только можно, скупают земли и строят дома. Но я уже сказала, что все избегают и сторонятся их, как приносящих с собой несчастье.
Во время этого рассказа они уже сели в лодку и плыли домой.
Ардеа горячо поблагодарил Нирдану за рассказ, но разговор как-то не вязался. Выслушанная только что религиозная легенда заставила князя призадуматься.
Очевидно, на Марсе, как и на Земле, борются два великих принципа, — зло и добро, — оспаривая друг у друга сердца человеческие. Здесь, как и там, воплощаются божественные послы, указывающие ослепленным, нерешительным людям дорогу к небу, и кровью запечатлевающие свое божественное учение.
Была уже ночь, и на темной лазури неба загорелись звезды. Ардеа невольно стал искать среди этих блестящих светил крошечную, но гордую Землю, свою родину. В эту минуту лодка причалила к берегу, и Нирдана со своим спутником поспешно направилась к дому.
Гостям отвели две роскошные комнаты, куда они и удалились после вечернего стола.
Князь находился еще под впечатлением слышанной легенды об Имамоне и не удержался, чтобы не поговорить о ней с Сагастосом.
Беседовали они долго, и Ардеа рассказал марсианину священные предания про Озириса, убитого Тифоном, про Кришну, которого враги поразили стрелой, и про борьбу, которую по верованиям персов, ведут между собой Агура-мазда и Ангро-майние.
Обсуждая и сравнивая мировые мифы, Сагастос, в свою очередь рассказал, несколько преданий.
— Нирдана права! — сказал он. — Храм Имамона, действительно, один из самых интересных наших памятников, если даже отбросить его религиозный престиж. Я думаю, что завтра нам удастся его посетить, а дня через три там будет справляться один из великих годовых праздников, на который я провезу и вас. Мы отправимся с семейством правителя, что даст возможность хорошо видеть все, что будет там происходить. Есть еще одно, большое святилище Имамона, но, по оригинальности и красоте, оно не может идти в сравнение с тем, которое мы увидим завтра.
V
На заре Сагастос разбудил князя.
— Вставайте скорей, друг Ардеа, — весело закричал он. — Я боюсь, что день будет очень жаркий. Поэтому нужно торопиться, нам предстоит почти два часа езды.
Подстрекаемый любопытством, князь так быстро оделся, что полчаса спустя они сидели уже в каюте небольшой, похожей на венецианскую гондолу лодке, приводимой в движение электричеством.
Сначала они шли по озеру, но затем небольшим каналом вышли в широкую реку, по которой легкая лодка понеслась против течения с необыкновенной быстротой.
Чем дальше двигались они вперед, тем страна делалась гористее. Крутые берега стояли по обе стороны, как стены; повсюду виднелись зубчатые скалы причудливой формы и горы.
Затем лодка свернула в сторону и вошла в один из рукавов реки, который становился все уже и уже, теснимый высокими горами. Окрестности были очень дики и мрачны, и впечатление это еще более усиливалось, благодаря растительности темного, почти черного цвета.
Наконец, они подошли к берегу. Один из служителей храма причалил лодку, и оба путешественника начали подниматься по высеченной в скале лестнице, которая, широкими зигзагами, вела на самую вершину горы.
Сагастос остановился перед пробитою в стене дверью и трижды ударил в висевший металлический диск.
Дверь отворилась, и наши путники вышли на большую, обсаженную деревьями площадку. Аллеи были устланы цветными плитами.