Читаем На станции Свободный полностью

Кондратьев Вячеслав Леонидович

На станции Свободный

Вячеслав Леонидович Кондратьев

НА СТАНЦИИ СВОБОДНЫЙ

Рассказ

Тем моим сверстникам, которым воевать было труднее, чем остальным, но воевавшим не хуже, а может, и лучше других

- На запад, ребята? - спросил Андрей.

- Наверно... Что смотришь так? Завидуешь?

- Завидую. Мне еще год трубить здесь.

- Нечего завидовать. На западе-то неспокойно.

- Ну, если там начнется, то и тут заваруха будет.

- Это уж точно...

Эшелон тронулся. Андрей смотрел, как вначале медленно, а потом все быстрей поплыли мимо него товарные вагоны с раздвинутыми дверьми, в проеме которых стояли за деревянным брусом красноармейцы - целая воинская часть подавалась на запад.

Он постоял еще немного, провожая эшелон глазами... Ему даже не верилось, что через год с лишком отправится и он в родную и такую сейчас далекую Москву. Когда эшелон скрылся из глаз, он пошел в помещение вокзала.

- Где вы блуждаете, дорогой? Скоро наш поезд,- сказал ему Погост, сидевший на скамейке в небрежной позе, положив ногу на ногу и выставив без стеснения на всеобщее обозрение огромные уродливые армейские ботинки.

- На перроне был... Два эшелона на запад пошли. - Андрей присел рядом, но ноги свои в обмотках поджал, спрятав под скамейку.

Он-то в них чувствовал себя неловко, особенно здесь, на воле, на многолюдной станции, где нет-нет да пройдут мимо женщины, казавшиеся очень красивыми, наверно, потому, что он так давно не видел их. За девять месяцев службы он только раз был в увольнении. И сейчас его с Погостом командировка в город Свободный, возможность ехать в пассажирском поезде вместе с гражданскими людьми представлялись ему чуть ли не праздником.

Им с Погостом вообще здорово повезло. Их раньше времени выпустили из полковой школы, присвоили звания сержантов и отправили на путевую точку недалеко от одного городка. И работа предстояла не бей лежачего - дежурить на железнодорожном мосту, чтоб следить за пропуском войск при маневрах. Курсанты завидовали им, потому что у школы впереди летние лагеря, где, как говорили старослужащие, будут давать им жару - бесконечные марши по сопкам и тактические занятия.

Андрей вытащил папиросы с длинным мандштуком, предложил Погосту. Эти папиросы присылала Андрею мать. Она набивала их сама хорошим "любительским" табаком, это обходилось много дешевле, чем в пачках.

- Волнуетесь, Андрюша?

- Нет, я вроде все хорошо знаю. А вы?

Погост засмеялся, и Андрей понял глупость своего вопроса. Чего Погосту инженеру-строителю - волноваться перед каким-то экзаменом на звание мостового мастера, который они сегодня будут сдавать в Управлении Амурской железной дороги - затем и едут в город Свободный. Для него все это - раз плюнуть, а вот для Андрея этот экзамен важен: все же специальность, тем более неизвестно, удастся ему или нет учиться в институте после армии.

Покуривая, Андрей поглядывал на демонстративно выставленный ботинок Погоста, и ему казалось, что все проходящие смотрят на этот уродливый ботинок. И он не выдержал:

- Ну чего вы выставили эту красоту?

Погост опять засмеялся.

- Вас трогают такие мелочи, юноша? Бросьте! Смотрите на все это как на забавное приключение, отбарабаним еще годик - и вернемся к своим делам. Мне до сих пор смешно: вдруг меня, начальника одного приличного КБ, вызывают повесткой в военкомат, приказывают через несколько дней прибыть с вещами, потом сажают в телятник, везут через всю страну в эту забытую богом дыру, напяливают шинель, выдают эти знаменитые ботинки с обмотками, заставляют заниматься дурацкой строевой и подчиняться нашему несравненному взводному с четырьмя классами образования. Не смешно ли? И кому это нужно? Хорошо, что это все позади и мы хоть будем при деле. Правда, пока наши дежурства на мосту настоящая припухаловка... Ну, думаю, мы заслужили ее, Андрюша, трудясь не жалея сил и в поте лица в стенах нашей знаменитой полковой школы, балуясь игрой в солдатики.

- Много эшелонов идет на запад, Погост...

- Ну и пусть, скатертью им дорога.

- Я не понимаю вас... Вы намного старше всех, а...

- Что "а"? Договаривайте. Я не обидчивый, вы это знаете. Разве я обижался на ваш дурацкий гогот, когда я мешком висел на турнике? Или когда наш отделенный тыкал меня в живот, который я при всем желании не мог убрать или куда-то деть?

- Не обижались, верно. Я даже удивлялся.

- Я просто любовался вами, молодыми краснощекими идиотами, которые не в состоянии понять, что в человеке главное не раздутый бицепс, а нечто другое, хотя бы количество извилин вот в этом месте, - он повертел пальцем около головы. - Так что договаривайте.

Я хотел сказать, что вы как-то несерьезно ко всему относитесь. Ведь статья в "Красной звезде" "Миф о непобедимости немецкой армии" на всю полосу и эти идущие на запад эшелоны...

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное