На стекле

Высокоморальная Грейнджер. Лучшая Грейнджер. Ядовитая и недовольная Грейнджер.

— Будет, чем похвастаться перед друзьями. В кои-то веки. — Она не отворачивается от стекла, как будто приклеилась.

Она не знает, что у него почти не осталось друзей.

Если бы у Драко было немного больше сил, он мог бы ответить что-нибудь язвительное, ехидное, ироничное. Но он просто закрывает глаза. Смотрит в темноту под своими веками и ловит медленно вспухающие круги желтоватого цвета под ними.

— Ты всё ещё не хочешь поделиться со мной, приятель?

— Забини, не заливай. Дай мне пару флаконов и возьми деньги. Разговор по душам мне сейчас ни к чему.

— Он тебе всегда ни к чему, но я напомню — ты катишься по скользкой дорожке, Малфой. С каждым приёмом зелья всё быстрее и быстрее. Моргнуть не успеешь, как окажешься на дне.

— Я на дне с того момента, как мы закончили школу, Блейз. Хватит таращиться, ради Салазара. Дай мне чёртово зелье, и я уйду.

— Кто твой якорь, Малфой? На кого не действует магия этого зелья?

— …

— Малфой, чёрт тебя дери! Это чёрная магия, это не долбаный Феликс Фелицис, здесь всё куда сложнее и сильнее. Ты четвёртый год принимаешь это дерьмо, я не поверю, чтобы четыре года подряд у тебя была эмоциональная связь с кем-то из твоих многочисленных ведьм, Мерлин!

— Связь куда дольше, чем четыре года, — горечь в своих словах уже не пугает Драко.

— Господи. Да я просто переживаю за тебя, дружище. Если ты потеряешь свой якорь, эта штука сожрёт тебя. Я работаю в Мунго, помнишь? Я видел этих ребят, которые сидят на этой дури. Сидели, пока у них крышу не сорвало.

— Я убил некоторых из них. Я работаю палачом в Министерстве, помнишь?

Три стеклянных флакона со светящимся красноватым зельем со стуком опускаются на стол. В глазах Забини что-то, отдалённо напоминающее страх. Или просто кажется.

— Прости, друг, но я скажу. Твой отец не стоит этого.

— Чего? — спокойно спрашивает Драко, пряча флаконы в карман мантии. — Я делаю это не ради него.

— Начал-то, потому что побоялся разочаровать.

— Сейчас я делаю это не ради него, — терпеливо исправляется он.

— Просто скажи, что уверен в своём якоре. Что он никуда не исчезнет. Что ты не слетишь с катушек и завяжешь с этим.

— Да.

— Драко… Кто бы ни была эта девушка, просто, ну… скажи ей. Она — твой путь назад. Если ты решишь закончить с этой гадостью. Только на неё не действует…

— Спасибо, Забини. Я заскочу ещё.

Гермиона смотрит на пустое кресло, когда Малфой делает несколько плавных шагов к ней. Он движется осторожно, почти хищно. И боковое зрение рисует ей высокую, объятую чёрной мантией, фигуру и бельмо белоснежных волос. Бельмо в её сознании и здравомыслии.

Она не понимает его. Не понимает.

— Ты лжёшь им, — шепчет она.

Это не беспомощный шёпот. Он громкий и злой.

— Я знаю, — шепчет Драко в ответ. В его голосе лишь ирония и притворное сожаление. — Я знаю, Грейнджер.

У неё начинает болеть позвоночник. Она смотрит на пустое кресло так яростно, что колет за ушами.

— Я пока не представляю, что это, но не смей применять своё… гнусное внушение на мне.

«На тебя это никогда не подействует, как бы я этого ни хотел.

Никогда, Грейнджер».

Драко ведёт взглядом по бледному профилю, на который бросает синие тени зачарованная дымка стекла. Тонкие грифели ресниц загнуты кверху. Волосы аккуратно уложены в узел на затылке — о школьных временах напоминают лишь несколько непослушных выбившихся прядей, плавными тугими кольцами застывшие около ушей.

— Советую тебе смириться с тем, что не все первые места будет занимать твоё имя.

— Я не стремлюсь к лидерству, — чеканят её губы. — В отличие от некоторых.

Ему хочется рассмеяться, но он всего лишь смотрит на её рот. Он понимает, что каждый из их разговоров начинается ничем и ничем же заканчивается. Дольше, чем четыре года. Куда дольше.

— Я узнаю твой секрет, Малфой. Даже не надейся, что я позволю тебе… позволю… делать из всех дураков.

— Дураков? Мне это не нужно.

— А что тогда?

«Ничего».

Он молчит.

Его жизни больше не существует. Безликая тень, словно вместе с уродливой меткой несколько лет назад его тело покинул и огромный кусок его души. Словно он, идиот, надеялся, что что-то большое, и светлое, и запретное в его душе спасёт от падения. Словно это чувство внутри, которое он поклялся не называть вслух, словно оно могло остановить его. Удержать от падения.

Всё в заднице, Грейнджер. Всё, что касается меня — всё это в заднице. И это даже не факт. Это правило, которое скрежещет на зубах, когда я пытаюсь… хотя бы что-то. Пытаюсь протянуть руку и коснуться твоих волос. Пытаюсь заговорить.

Пытаюсь не провалиться под лёд. Даже сейчас.

Ты стоишь на твёрдой земле, а я — на тонком стекле с паутиной трещин.

Разница в том, что ты не упадёшь. А подо мной — бездна. И я в ужасе.

В ужасе от того, что ты держишь мою руку.

Гермиона смотрит на пустое кресло, когда Драко выходит из комнаты и плотно закрывает за собой дверь.

* * *

Он свинчивает крышку флакона и смотрит на красный дымок, тут же заструившийся из узкого горлышка. Наклоняется и втягивает его носом, прикрывая глаза.

У этой дряни нет запаха.