На степной границе. Оборона «крымской украины» Русского государства в первой половине XVI столетия

Все эти походы подготавливались, очевидно, без непосредственного участия и даже без ведома хана Мухаммед-Гирея, занятого войной с ногаями. В июне «Богатырь-царевич пришел на великого князя украину на рязанскую и на мещерскую». Нападение оказалось неожиданным: он «пришел безвестно со многими людьми, нашим украинам рязанским и мещерским лихое дело учинил, людей наших пограбил, и иных наших людей головами свел». После этого набега «князь великий говорил с братьями своими и с боярами, ждать ли вести из Крыма от Магмед-Гирея царя или послать в Крым своего человека татарина с грамотою о том, ради какого дела Богатырь приходил на великого князя украину и с отцовским ли ведомом». Впрочем, вопрос был и без этого более или менее ясен: «Языки сказывали, что приходил без отцова ведома, отец послал его на ногаев». Осенью того же года «приходили на наши украины Айдашка-мурза с товарищами и наших людей пограбил, а иных головами свел»[80]. Нападению снова подверглись Рязанские и Мещерские «места», что было вполне объяснимо: основные крымские силы сосредоточились у Дона для войны с ногаями. Отдельные «царевичи» и мурзы совершали стремительные набеги за добычей на «украины» Русского государства.

Впрочем, грабители не оставляли без внимания и литовские владения. Летом 1516 г. большое крымское войско Алп-Арслана, насчитывавшее до 60 тысяч человек, вторглось в земли короля Сигизмунда. Это нападение сорвало готовившийся поход короля на Смоленск. Литовских послов, прибывших с жалобой к Мухаммед-Гирею, тоже уверяли, что нападение совершено без ведома хана. Это вполне можно допустить. Крымские «царевичи» и мурзы торопились поживиться и за счет России, и за счет Литвы, а сам Мухаммед-Гирей, видимо, еще не определил окончательно свою позицию, выжидал, какая из враждующих сторон — Русское государство или Польша с Литвой — предложит более выгодные условия для заключения союзнического договора[81]. Но долго так продолжаться не могло. Непримиримые противоречия между Москвой и Крымом по двум важнейшим вопросам — казанскому и южнорусскому — должны были привести к открытому разрыву.

Острая борьба разгорелась из-за преемника Мухаммед-Эмина на казанском престоле. В Москву приехали казанские послы с известием, что «царь Магмед-Аминь болен». Они передали желание казанской знати «учинить царем в Казани» Абдул-Латыфа, обещая в этом случае «великому князю правду, которую князь великий захочет, что им без великого князя ведома на Казань царя никакого и царевича не взять». В качестве предварительного условия послы предложили «пожаловать» Абдул-Латыфа вотчинами.

Положение было достаточно сложным. С одной стороны, московское правительство боялось решительным отказом оттолкнуть от себя казанских феодалов. К тому же это грозило ухудшением русско-крымских отношений. С другой стороны, утверждение в Казани Абдул-Латыфа, родственника крымского хана, представлялось нежелательным для Москвы. Русскому государству противостояли бы в этом случае два Гирея — крымский и казанский. Великий князь Василий III пошел на компромисс: он пожаловал его, дал ему город Каширу в своей земле, однако воздержался от официального признания Абдул-Латыфа кандидатом на казанский престол[82]. Не согласился Василий III и на требования Мухаммед-Гирея отпустить Абдул-Латыфа в Крым. Крымский хан открыто грозил войной.

Определенную роль сыграла и Литва. В Крым приехал виднейший магнат Альбрехт Мартынович Гаштольд с «великою казною. А золото было веским аргументом в любых переговорах с крымским ханом, «царевичами» и мурзами. Литовская партия крымских феодалов активизировалась. Мухаммед-Гирей начал склоняться к тому, чтобы решить спорные вопросы с Москвой силой оружия. В Крыму стали готовиться к большому походу на русские земли. Этот поход состоялся в 1517 г.

Уже зимой сторонники Москвы сообщали Василию III из Крыма, что Мухаммед-Гирей и его приближенные «рать хотели послать на твою украину». Русский посол Илья Челищев доносил 6 января, что «Богатырь-царевич, да Али-царевич, да Ад-Рахман князь пошли на твои украины», но «воротились с Сулы». Трудно сказать, была ли это военная демонстрация или поход по каким-то причинам пришлось прервать. Русский посол видел возвращавшееся крымское войско на реке Псел. Из Крыма одно за другим приходили сообщения о требованиях «поминок» «выше королевской казны», об угрозах хана выступить «с королем заодин на великого князя». Одновременно послы предупреждали о возможности нападений на «украины» отдельных шаек грабителей, кочевавших в степях, «потому что наги, и босы, и голодны»; правда, «быть им немногими людьми». Если мелкие набеги в общем-то не вызывали особого беспокойства, то предсказания послов о готовящемся большом крымском походе заставляли московское правительство серьезно задумываться об обороне «украины». Послы в один голос утверждали, что «царевичи и большие люди ждут того, как у них кони наедят», и что в случае неблагополучного исхода переговоров с Крымом «им, государь, быть единолично на твоей украине»[83].