Я бы хотела сделать акцент на одной блестящей инициативе: дважды в неделю проводится час критики. «Все, что не так» заносится в тетрадь: «Такой-то ко мне пристает, таскает меня за волосы и т. д.». Маленькая девочка, которая написала это в понедельник, может сказать об этом в пятницу при всех. Критикуют всех, и поэтому всем интересно. Дети записывают и такие вещи, о которых потом не говорят на ближайшей беседе: «Да нет, это все ерунда». Из мины вынут взрыватель. Каждый день они записывают истории, которые произошли между учителями и учениками, а потом, в пятницу, если даже и говорят о них, все-таки по-другому – первое раздражение прошло. Классный совет, кстати, обладает полной свободой и занимается школьными делами, и проблемы учеников обсуждаются здесь в отсутствие преподавателей. Когда нужно что-то сказать взрослым, кто-то из воспитателей присутствует на классном часе, чтобы потом довести до сведения директора. Все остальное решается без помощи или надзора взрослых.
Школа в Невилле учредила группу педагогической деятельности. В ней собраны вместе дети из обычных семей и дети-подкидыши, которые развиты от природы, но могли бы стать правонарушителями, как все развитые дети, не пристроенные ни в школу, ни на работу. В пятницу вечером интернатские дети возвращаются к себе в интернат или в приемную семью, если это близко, остальные – к родителям, и приезжают в школу в понедельник утром первым поездом. Они обожают свою школу, они все время трудятся. Критический дух поощряется, но в школе надо направлять его, это не значит, что надо культивировать безостановочную критику. В Квебеке установили для этого время. На этих общих собраниях приветствуется каждое проявление критического ума. Во Франции преподаватели общественного сектора о таком и думать не хотят, боясь, что ученики будут их осуждать.
В Квебеке, если большинство учеников говорят, что с этим преподавателем им скучно, учителя вызывают в администрацию и дают ему другое назначение. Служащие в Канаде проходят аттестацию, и, если за ними что-то есть, контракт не возобновляется. Во Франции это было бы достаточно революционным нововведением. В Англии такая система действует уже пять лет, а в Канаде никто не знает, будет ли его контракт возобновлен на следующий год.
Подлинная революция в национальном образовании – это не когда удваивают бюджет, а когда происходит изменение менталитета чиновников. Когда они согласятся, чтобы об их деятельности судили те, кто моложе, – вот тогда это будет стоить всех реформ, вместе взятых. Сколько детей во французских школах тратят время на то, чтобы написать следующие строки: «Я не должен перебивать учителя»?
Между тем именно критика является стимулом живой жизни и для того, кто говорит, и для всех прочих. Она оттачивает ум, давая каждому ощущение собственной значимости и чувство собственного достоинства. Конечно, каждый день этого делать не нужно, но можно записывать свои замечания, размышления и оставлять их до определенного дня.
Мне рассказывали об учительнице начальной школы, которая вызвала мать одного ученика и заявила: «Ваш сын смотрит прямо в глаза, когда ему делаешь замечание. Какая наглость!» Одну девочку дважды переводили из одной школы в другую, потому что она смотрела прямо в глаза. Взрослые боятся той энергии, которая заключена во взгляде ребенка.
Некоторые молодые учителя, которые плохо восприняли опыт 1968 года[47]
, стремятся изо всех сил быть со своими учениками воплощением доброты. У них «все вранье», как говорят дети, и им не хватает умения сказать: «Мне платят не за доброту – для этого у вас есть родители, мне платят за то, чтобы я учил вас. Я хочу заинтересовать вас, а не доставлять вам удовольствие». Это и есть язык воспитания. А то, что называется «национальным воспитанием», не имеет ничего общего с воспитанием как таковым. Это просто образование. В прежние времена, во время Третьей республики, это скромно называли «общественным образованием»! А теперь делается попытка заменить институт семьи под лозунгом: «Создадим систему национального воспитания». Оно ужасно, это воспитание. Если это воспитание, то воспитание власти с позиции силы. То есть антивоспитание.Будущее не такое, как у Месрина