На стороне подростка

Когда родители вновь впадают в отрочество, они кажутся хрупкими и беззащитными, и их ребенок-подросток впервые видит их таковыми. А уж этого-то он совсем от них и не ожидал. Он предпочел бы видеть своих родителей удовлетворенными своей сексуальной жизнью, имеющими общественный вес, людьми, которые знают, для чего живут. Ему хочется, чтобы родители не занимались им слишком много, а были бы лишь расположены его выслушать, когда у него появится желание поговорить с ними. Важно, чтобы отец и мать хорошо делали свое дело, пусть даже подросток и говорит с улыбкой или доброжелательной снисходительностью: «Папаша у меня такой, прямо убивается на работе» или «Делать они ничего не делают, но вид у них такой, будто им и так хорошо в своей шкуре».

Сильнее всего заставляет подростка страдать такое положение вещей в семье, когда родители живут как их дети, да еще и соперничают с ними в этом. Это мир, вывернутый наизнанку. У нынешних мужчин подружки возраста собственных детей, а нынешним женщинам хочется нравиться приятелям своих сыновей, потому что они так и не вышли из отрочества. Они оказываются в ловушке у самих себя, отождествляя себя со своими детьми.

Гораздо раньше психоаналитиков романисты проанализировали отношения подростков ко времени, пространству, к истине, к любви.

От Гете до Томаса Манна немецкая литература предоставляет подросткам всевозможные варианты любви, однако они не реализуют их конкретным образом. Эти варианты могут реализоваться лишь в общении с теми, с кем сексуальностью в отношениях и не пахнет.

Любовь детей сначала к родителям, позднее к взрослым идеальна, потому что тело подростка не способно еще реализовать ее путем взаимного расходования физической энергии. Чрезвычайно страстная дружба подростка адресуется тем, с кем сексуальность в отношениях не предусмотрена.

Отношение ко времени запутанно и тревожно. Подросток отделяется от времени обычной ежедневной жизни ради переживания субъективного времени, которое сродни времени романному.

В сущности, жизнь подростка состоит из того, что Камю называл «решимостью жить». Он должен то и дело предпринимать все новые и новые попытки жить, как будто этот период отрочества может длиться вечно. Это сизифов труд, ибо сознание подростка пробирается по туннелю.

И подросток не знает, где туннель кончается. Время для него состоит из огромных радостей и огорчений, столь же частых, сколь и недолгих. Думаю, эти страдания и радости накладываются на постоянно живущие в душе подростка недовольство и досаду: его настроение колеблется между депрессией и экзальтацией, это постоянный фон. Это характерно для подросткового периода.

В древние времена умели смягчать душевную тревогу юных, определяя границы этого испытания конкретными обрядами посвящения. Посвящение имело целью разрушить одиночество подростка.

Это был переломный момент – вхождение в жизнь сообщества. Именно сообщество решало, когда наступает время инициации и с каких лет подросток может считаться мужчиной. Начиная с этого момента можно жениться, идти на войну, заниматься охотой. Все виды деятельности определены самим обществом во времени.

Далее будет видно, что в противовес привычному мнению инициация не бывала преждевременной. Обычно между четырнадцатью и шестнадцатью годами. Совет старейшин устанавливал разумные пределы. В двенадцать лет инициация не происходит никогда. Чаще всего в шестнадцать, иногда и позже.

Выбор возраста инициации зависит от экономических причин, от структуры общества; в соответствии с ними иногда лучше, чтобы она происходила позже, а иногда – раньше.