На стороне подростка

Дизайнер Сеннеп зарабатывал себе на жизнь с десяти лет, ежедневно публикуя рисунок на тему дня... Джонни Холлидей еще до восемнадцати лет имел весьма приличные гонорары, однако его опекун, муж его двоюродной сестры, забирал деньги, не отдавая ему ни одного су, говоря при этом: «Это возмещение убытков за твое содержание с шестилетнего возраста». Этот же опекун не позволил Джонни поступить в консерваторию в Лозанне, как тот хотел. Когда он впервые давал концерт в «Олимпии», то думал про себя: «Я получу большой гонорар и не увижу его, потому что я несовершеннолетний». Он посоветовался с адвокатом, который сказал ему: «Послушайте, есть у вас какой-нибудь друг, серьезный человек, с которым вы можете пойти к импресарио подписать контракт, и вы получите наличными половину предусмотренного контрактом гонорара, половину, не больше, другая половина по закону принадлежит вашему опекуну». Моему сыну Жану тогда было столько же лет, то есть шестнадцать с половиной, он был другом Джонни, и они вместе пошли к нанимателю. Сын был очень отзывчивым по отношению к тем, кого любил, и он очень серьезно отнесся к своей роли «гориллы». Наниматель согласился выдать половину гонорара наличными. В конце каждого выступления, в момент «расплаты», мой сын представал перед шоу-бизнесменом, и тот отсчитывал деньги, которые должен был выплатить Джонни. Такого еще не случалось, и менеджер насторожился: «Вы уверены, что это законно и меня не будут преследовать за совращение малолетних, потому что я даю деньги несовершеннолетнему?» И это происходило не только потому, что хотели нажиться на несовершеннолетнем; этот импресарио действительно боялся жалоб со стороны двоюродного брата, который отвечал за Джонни как законный опекун.

При нынешнем состоянии прав подростков есть два положительных момента: молодой человек, который подвергается насилию, с которым плохо обращаются, может по достижении пятнадцати лет подать жалобу за побои, однако при этом нужно иметь медицинское свидетельство, иначе вроде бы и не было факта насилия, так, подзатыльники...

Да, «корректировка в воспитательных целях». Не всегда легко засвидетельствовать следы ударов, если они нанесены так, что обнаружить их невозможно. Например, изнасилование девочки... или педерастия отца, направленная на сына... Сексуальные извращения совсем не редкость: мальчики, как и девочки, становятся их жертвами. Однако, если нет медицинского освидетельствования, факт не принимается в расчет. Выигрывает тот, у кого есть бумага.

И второе: несовершеннолетний может пойти к врачу, к которому хочет, сам, лично, и может потребовать сохранения медицинской тайны; врач, естественно, волен отказать в подобной консультации, но закон вовсе не побуждает его говорить родителям ребенка: «Я не хотел принимать такого-то или такую-то, но он (она) обратился ко мне». Кстати, даже если врач не осматривал юного посетителя, он тоже может сохранить это в секрете.

Позитивный элемент, который содержит нынешнее законодательство о правах подростков, касается только здоровья. Спрашивается, не последовать ли этому примеру и не постараться ли «подтянуть» все прочие аспекты: тайну частной жизни, свободу вероисповедания, выбора гражданства, передвижения и т. д... Нужно все-таки сбить кокосы с кокосовой пальмы. Современное законодательство не приспособлено к жизни и часто может быть истолковано самым противоречивым образом. Я вспоминаю одного отца, который воспротивился тому, чтобы его дочь, учившаяся музыке, сдавала переводной экзамен в консерватории, потому что именно в это время он обычно навещал ее... Она пропустила экзамен, поскольку время из-за нее изменить не могли, а отец так и продолжал считать свой день посещения дочери чем-то святым: «Можешь и пропустить экзамен: это день, когда ты видишься со мной». А девочке было шестнадцать лет...