На странных берегах

Теперь под ногами был песок, и Шэнди видел Дэвиса при свете костра. Лицо того было круглее, волосы темнее, и на Дэвисе была рваная куртка офицера английского флота. Шэнди огляделся. Они шли по берегу Нью-Провиденса, правее смутно различался Свиной остров, и костры усеивали дюны с левой стороны. Но костров было меньше, и кораблей в гавани было немного. И остовы кораблей, которые помнил Шэнди, отсутствовали. Дэвис разговаривал с Тэтчем. Шэнди не слышал их беседы, но хотя Дэвис пренебрежительно качал головой и смеялся, он все-таки казался чем-то расстроен и даже напуган. Казалось, что Тэтч на чем-то настаивал, Дэвис же не отказывался прямо, а скорее просто тянул время, явно сомневаясь в искренности предложения. В конце концов Тэтч вздохнул, отступил назад, расправил плечи и сделал жест рукой, указывая на песок. Шэнди обдало жаркой волной запаха нагретого металла, песок зашевелился, кое-где стали проглядывать белеющие кости, их становилось все больше, они сползались, соединялись вместе, пока не собрались в человеческий скелет. Дэвис стоял и смотрел; его улыбка превратилась в напряженный оскал. Скелет выпрямился и повернулся к нему... Тэтч что-то сказал, скелет опустился на колени и склонил голову-череп. Тэтч взмахнул рукой, кости вновь рассыпались бесформенной грудой, а Тэтч снова начал в чем-то убеждать Дэвиса. Дэвис по-прежнему ничего не отвечал, но насмешливый скептицизм покинул его.

И Шэнди опять шел по запятнанному кровью мосту.

— Скоро же мы дойдем, черт возьми? — спросил он.

Заговорив, Шэнди вдруг испугался, что голос выдаст его нарастающий страх, но мертвый, стоячий воздух заглушил его слова настолько, что он едва расслышал их сам.

Не обращая на него внимания, остальные продолжали идти. Пару раз Шэнди казалось, что он слышит скрежет металла по камням, задыхающиеся всхлипы впереди на мосту, но серые призрачные сумерки не давали ничего разглядеть. Воздух стал тягучим и густым, как сироп, когда еще одна крупинка сахара — и начнется кристаллизация. И хотя это вызывало у него ужас, Шэнди все же не удержался и отыскал глазами Тэтча... и на какое-то время перестал быть самим собой.

Он был пятнадцатилетним подростком, известным беглым чернокожим рабам в горах, как Джонни Кон, хотя с того самого времени, как он однажды злоупотребил заклинаниями хунган, он перестал считаться подходящим учеником для уважающего себя жреца вуду и не имел больше права называть себя аджаникон. Эд Тэтч будет его настоящим именем, именем взрослого человека, и через три дня он сможет с полным правом носить его.

Сегодня первый день его посвящения лоа, который станет его проводником по жизни и чьи цели отныне он будет разделять. Чернокожие марроны, которые растили его с младенческих лет, этим утром препроводили Джонни к подножию голубых гор к дому Жана Петро, легендарного колдуна, который, по всем свидетельствам, проживал здесь больше ста лет и, как утверждалось, сотворил многих лоа. Из-за этого ему приходилось жить в доме на сваях, потому что земля от долгого соседства с ним становилась бесплодной. По сравнению с Петро все прочие бокоры Карибского моря считались простыми каплата — уличными фокусниками.

Марроны были беглыми рабами, родом из Сенегала, Дагомеи и Конго. Им не стоило труда привыкнуть к тяжелым условиям жизни в горах Ямайки. Белые колонисты настолько опасались негров, что даже платили ежегодную дань в надежде уберечь свои поселения от грабежа. Но даже марроны отказывались приблизиться к дому Жана Петро ближе, чем на полмили. Парень в одиночку спустился по горной тропинке мимо хлевов, мимо сада, а затем вышел к самому дому. За домом протекала речка, и старик оказался там. За сваями Тэтч увидел сначала его голые ноги, костлявые и узловатые, как палки из терна. Тэтч был, конечно, бос, и, проделав несколько пассов в сторону кур, копошившихся вокруг свай, заставляя их молчать, сам бесшумно перебежал маленький дворик, подкрался к углу дома и выглянул. Старый колдун Петро медленно ковылял по берегу, то и дело наклоняясь и вылавливая из воды квадратные бутыли; он внимательно всматривался в затуманенное стекло, встряхивал и прислушивался к чему-то, побарабанив по стеклу длинными ногтями, потом снова опускал бутылку в воду.

Тэтч показываться не спешил и дождался, когда в конце концов лицо старого бокора сморщилось в улыбке, когда он прислушался к бульканью очередной бутыли. Он вновь побарабанил ногтями по стеклу, затем прислушался и вновь побарабанил, напоминая заключенного камерыодиночки, который долгое время терпеливо простукивал стены и наконец услышал ответ.

— Это уж точно наш парень, — дребезжащим старческим голоском нарушил он вдруг молчание. — Здесь Геде, лоа, который... ну вроде подручного у того, которому ты нужен.

Тэтч понял, что замечен и старик теперь обращается к нему. Своего места он не покинул, но откликнулся:

— Нужен? Но это я выбрал его.

Старик хихикнул: