Договорить зависший в воздухе маг не успел. Его вдруг окутало серой взвесью, похожей на густую пыль, выбитую из старого ковра. А через секунду вся эта взвесь устремилась к телу водника, облепив его плотным слоем. И у мага отвалилась нога. Затем вторая. А следом весь он полетел вниз гниющими разваливающимися на лету ошметками.
Так предпочитают убивать адепты лишь одного Аспекта. Смерти.
— Барон Дмитрий Алексеевич. — раздался откуда-то сбоку сухой утвердительный голос. Обернувшись, я увидел худого мужчину в возрасте, парящего в глубоком черном кресле, обитом бархатом. — Прошу вас, не спешите пытаться меня убить. Я вполне допускаю, что вы это сумеете, раз вы справились с Олегом. Но мы ведь взрослые люди. Не лучше ли будет поговорить?
Глава 14
Цена перемирия
— Ну давайте поговорим. — спокойно кивнул я старику. — Раз уж вы расправились с этой мразью, этот разговор для вас ценнее, чем жизнь вашего человека. Если, конечно, карателя, убивающего невинных гражданских, можно так назвать.
Старик покачал головой и тяжело вздохнул. Теперь, когда горячка погони спала, я увидел, насколько утомленным он выглядит. Плечи опущены, голова с трудом держится на дряблой шее, кожа, обтягивающая лысый череп, вся изрыта глубокими морщинами.
— Это не мой человек. Он подчинялся Олегу — моему сыну. — старик порылся тонкой ладонью в складках своего тяжелого черного халата и выудил оттуда большую печать на золотой цепочке, украшенную гербом Меньшиковых. В кабинете Лихачёва я видел такую же, но на серебрянной цепи. Печать главы рода.
— Так меня решил встретить лично самый главный? Я польщен! Хотите, чтоб я извинился за убийство этого Олега? Не дождетесь.
— Нет. — твердо произнес старик. — Олег давно рыл себе могилу. Возомнил себя главным просто потому, что больше всех болел за судьбу рода. Якобы. Его братья куда осмотрительней. Да и вы так говорите, будто дворяне в целом должны как-то печься о своих детях. Кто их считает-то вообще?
Он криво ухмыльнулся, убирая печать в карман.
— Присядете, барон? — спросил он, резко взмахнув ладонью. С треском ломаемых ветвей снизу, из леса, стали взлетать к нам туши животных разной степени сохранности. На лету их кости очищались от всего лишнего, чтобы затем сплестись в изящный стул с высокой спинкой, увенчанной волчьим черепом.
— Эффектно, признаю! — усмехнулся я, усаживаясь поудобней. Никакой лишней враждебной магии я не почувствовал, но каждую секунду был готов защититься, или ударить первым. — Но переходите к сути дела. У меня нет времени на пустой треп. Я планирую успеть к похоронам. Если вы понимаете, о чем я.
— Увы, понимаю. — выдохнул Меньшиков. — К сожалению, сын успел претворить в жизнь свой план, пока я был занят поисками в очередной раз сбежавшей дочери. Поверьте, барон, я искренне соболезную всем пострадавшим. И понимаю, что мертвых не вернуть никакими словами.
— Есть такие слова. — перебил я его, не желая слушать эту формальную чепуху. — Приличные маги жизни их знают. Ну или знали когда-то, во всяком случае. Вы, значит, сейчас пытаетесь мне сказать, что во всем случившемся виноват ваш уже мертвый сын, а пока еще живой вы тут ну совсем не при чем. А вот ваша дочь, кажется, иного мнения.
Граф взмахом руки сотворил прямо из воздуха изящный бокал, тут же наполнившийся бордовым напитком. Неудивительно — за столько-то лет даже маг Смерти способен освоить кое-что из фокусов бытийников. Второй бокал, отправившийся ко мне, я сбил на лету слабеньким пустотным импульсом.
— Так вы знаете, где Мария? — вопросом на вопрос ответил старик. — Я очень заинтересован в этой информации. А что до того, кто виновен, а кто нет… Я не отрицаю, что упустил надлежащее воспитание Олега. И упустил давно. Позволил ему забить себе голову бреднями о возрождении великого рода Меншиковых. Да, именно Меншиковых. Мы ведь были князьями, барон. И уничижительного мягкого знака в нашей фамилии тогда не было!
Он хрипло рассмеялся.
— Но бросим эти споры о степени вины. — резко оборвал он смех. — Я вижу вашу силу. В столь юном возрасте сотворить Доспех Аспекта способны единицы. Впрочем, барон, я вижу и то, что способны видеть лишь воистину выдающиеся маги смерти.
Я нахмурился. Именно этого я от нашей беседы и ожидал. Ждал, когда он наконец приступит к главному. В конце концов, если бы он хотел лишь уладить межродовые отношения, послал бы дипломатов, а не являлся сам.
— И что же вы такого видите, граф? — задал я вопрос, не очень-то нуждающийся в ответе.
— Возраст вашей души. Точнее, лишь то, что она намного старше тела. Очень сильно старше. И я вижу на ней печать смерти. Но создавать одушевленную нежить невозможно, это аксиома некромантии. Да и вы — живой человек. Не просветите старика о природе этого феномена?
Я отрицательно качнул головой.