Было очень приятно жить в Оксфорде, питаться со студентами в колледже и пить в клубе ОУДО. Ричард Гулден неизменно был великолепным компаньоном. Ночью, по окончании спектакля, мы вместе возвращались домой по Сент-Джайлз, взявшись за руки и распевая во весь голос военные песни, в надежде, что нас примут за студентов старшего курса. Нас провожали лаем бульдоги, и в результате мы представали перед проктором: «Ваше имя и колледж, сэр?» — «Не принадлежу к университету».
В этом году звездой на наших попойках в ОУДО был Джайлз Айшем, с участием которого Фейген дал два спектакля: «Генриха IV», часть I, где Джайлз играл Хотспера, и затем «Гамлета». Джайлзу в обоих спектаклях очень помог «Джи Би», поставивший «Гамлета» в декорациях и костюмах а lа Дюрер и великолепно осветивший сцены с участием Джайлза. В сцене клятвы после ухода призрака был незабываемо прекрасен розоватый и жемчужно-серый рассвет; финальная сцена была поставлена великолепно и звучала необычайно трогательно и поэтично. Джайлз жил в прекрасных комнатах в колледже Магдалины, которые когда-то занимал Оскар Уайльд. Когда я завтракал у него в конце сезона, он носился с планом сыграть во время каникул Ромео в лондонской Королевской Академии театрального искусства на Гауэр-стрит с Полиной де Буш в роли Джульетты; остальной состав он хотел набрать из лондонских и оксфордских любителей.
На другой день после нашей встречи у меня распухли шея и лицо, и доктор объявил, что у меня свинка. Не оставалось ничего иного, как запереться дома. Вечером в театре меня заменил Фейген (через несколько дней он тоже заболел свинкой), а затем в мою квартиру на Сент-Джон-стрит прибыла мама и со свойственной ей в критических случаях решительностью увезла меня домой в такси, подложив мне под голову большие подушки. Лицо мое к тому времени было так похоже на лицо Хемпти-Демпти, что мне хотелось смеяться всякий раз, когда я видел себя в зеркале.
Через несколько недель я поправился, но завтрак в колледже Магдалины имел для меня провиденциальные последствия. Джайлз заболел свинкой как раз в тот момент, когда должны были начаться репетиции «Ромео и Джульетты». Он тотчас же предложил мне выучить роль и репетировать вместо него, пока он не поправится и не вернется в театр. Я, конечно, охотно согласился. Роль безгранично привлекала меня, и втайне я надеялся, что Джайлз, быть может, не успеет вовремя поправиться; однако за неделю до спектакля он явился на репетицию. К этому времени я уже завязал дружеские отношения с большинством труппы, и меня попросили остаться и сыграть роль Париса.
После «Тетки Чарли» я дал свой адрес нескольким театральным агентам и однажды утром совершенно неожиданно получил нижеследующее упоительное послание от Экермена Мея:
Я позвонил всем знакомым, которые могли сообщить мне какие-либо дополнительные сведения, и наконец выяснил, что Барри Джексон (ныне сэр Барри Джексон) собирается ставить в «Риджент тиэтр» «Ромео и Джульетту» с Гвен Фрэнгсон-Дэвис в главной роли и подыскивает для нее Ромео. Поскольку я только что репетировал роль Ромео и знал ее наизусть, я собрался с духом и отправился на Кингз-кросс предлагать свои услуги. Через несколько дней я получил второе письмо:
Таким образом, благодаря Джайлзу Айшему и эпидемии свинки в Оксфорде мне повезло, и я в девятнадцать лет получил возможность сыграть свою первую большую шекспировскую роль в Лондоне.