На сцене и за кулисами

К сожалению, должен сознаться, что сойду с ума, если останусь здесь дольше. У нас нет ни режиссера, ни сценария. Но это еще ничего; мы сами должны расклеивать по городу афиши и устанавливать на сцене декорации, так как антрепренер не хочет нанять плотников. Мы же должны собирать в кассе деньги; положим, последнее занятие было бы очень приятное, если бы только было что собирать. Ни молодых премьеров, ни первых любовников, ни премьерш у нас нет; всем актерам раздаются роли поровну, точно так же, как и гонорар. Мы получаем по одной гинее, конечно, в теории, а на самом деле наш гонорар пропорционален вымогательным способностям и нахальству каждого актера, однако сумму, которую может получить актер, равняется пятнадцати шиллингам. Собственно говоря, судя по тому, как посещает публика наш театр, и этого гонорара слишком много.

Невозможно описать, какой удручающий вид имеет наш театр во время спектаклей. Во-первых, в театре так темно (газовые рожки из экономии открывают меньше чем наполовину), что в нескольких шагах ничего не видно, и, во-вторых, так пусто, что, когда на сцене говорят два человека, такое раздается эхо и такой диссонанс, как будто двенадцать человек кричат во всю глотку. Ты гуляешь по сцене и видишь в партере человек двадцать, на галерке, облокотившись на перила, полулежат два-три человека, да два-три семейства сидят в ложах. При такой обстановке играть на сцене нет никакой возможности. Наскоро отмахаешь свою роль, потому что чувствуешь, что сама публика ждет не дождется, когда, наконец, кончится представление, и, очевидно, страшно сожалеет, что черт попутал ее прийти в такое место. В каждом городе мы останавливаемся на одну неделю и играем все одни и те же пьесы. Конечно, ни занятий, ни репетиций нет, но, по-моему, лучше были бы репетиции, чем эта ужасающая скука и однообразие.

Положим, виноват я сам, потому что по присланным ролям можно было догадаться, что это за труппа. Представь себе, в «Макбете» я играю роли Дункана, Банко, Сейтона и убийцу; в «Ромео и Джульетте» — Тибальда и аптекаря; в «Гамлете» — Лаэрта, Озрика и второго актера и т. д. Никто из нас не играет в одной и той же пьесе меньше двух-трех ролей. Как только кого-нибудь из нас убьют на сцене или каким-нибудь другим насильственным путем удалят со сцены, мы сейчас же появляемся опять, но уже в другой роли. Иногда не остается и одной свободной минуты, чтобы переменить костюм, поэтому мы нацепляем одну только бороду и выходим таким образом. Это напоминает мне анекдот про негра, который надел шапку своего хозяина и был в полной уверенности, что таким образом может «выдать себя за белого». По моему мнению, мы очень утруждаем публику, если только таковая бывает в нашем театре; она должна много работать мозгами, чтобы понять смысл играемых нами пьес; хорошо, что большинство из зрителей не знакомы с произведениями нашего национального писателя, а то они прямо сошли бы с ума, разбираясь в этой путанице.

Мы так изменяем оригиналы, что даже сам маститый писатель, послушав свои произведения в нашем исполнении, отрекся бы от них и не признал своими. Да и неудивительно, если одна треть принадлежит талантливому перу Шекспира, а две трети — фантазии известного всему миру трагика из Друрилейнского театра.

Конечно, за проезд, как обещали, мне не заплатили; я и перестал напоминать им об этом…»

К великому моему удовольствию, мне удалось через несколько недель покинуть эту милую труппу. Мы проезжали через большой город, в котором обыкновенно останавливалась одна труппа актеров. Узнав, что как раз в это время там нужен актер для всех ролей, я прямо отправился к антрепренеру, предложил свои услуги и был принят. В общем, существует такое правило, что актер не может сразу, не предупредив антрепренера за две недели, перейти в другой театр, но в данном случае никто не обращал на меня никакого внимания. Так я подарил известному всему миру трагику из Друрилейнского театра все недоплаченное мне жалованье и ушел к другому антрепренеру. Такая щедрость с моей стороны заставила нас обоих только рассмеяться и крепче пожать друг другу руки при расставании. Мой прежний антрепренер нисколько не был огорчен тем, что я покидаю его, наоборот, даже обрадован, ибо, таким образом, у него оставалось лишних пять шиллингов в неделю. На мое место был взят один музыкант из оркестра, вследствие чего состав последнего уменьшился до двух человек.