«Великие» решили использовать её близость к сенатору, это было очевидно. Лидия не понимала, каким именно образом они хотели разыграть её карту, да это и не имело значения — она не желала быть орудием в их руках ни в каком виде. Лидия заметалась. Она уже почти решилась бежать из Рима под покровом ночи, но, сумев-таки сообразить, что не сможет тайно продать дом, а побег без достаточных средств — это сродни самоубийству, отказалась от этой затеи. Потом ей пришла на ум идея сделать вид, что, вняв советам «доброжелателей », она захотела вернуть сенатора. Если бы он пришёл, Лидия смогла бы описать ему положение вещей, присовокупив к рассказу то, чего она до недавнего времени ни за что не решилась бы поведать никому в Риме —. то, что в храме её учили убивать. Лидия понимала, что, скорее всего, сенатор примет её за повредившуюся в уме и резко отстранится от неё. Тем не менее, имелся шанс, что он серьёзно отнесётся к её словам и предпримет необходимые действия. Она уже взялась сочинять приглашение сенатору, однако события неожиданно приняли иной поворот.
Лидия получила послание от неизвестных, подписавшихся как «друзья». Письмо не требовало ответа, неведомые «друзья» просто ставили её в известность, что завтра в полдень они нанесут визит. До конца дня Лидия ещё сомневалась, что за люди решительно заявили о намерении явиться в дом, не получив на то согласия хозяйки, однако нарастающая тревога всё отчётливее подсказывала, что она знает ответ. Лидия усилила охрану, которой строго наказала не впускать во двор кого бы то ни было без согласования с ней, убедила себя, что пока она под защитой стен собственного дома, для паники оснований нет, и отправилась спать.
Проснулась Лидия очень рано, рывком, и долго не могла понять, где находится и как оказалась вне храма. Когда же сообразила, что она в своём римском доме, тут же вспомнила: сегодня к ней придут посланцы от «Великих». Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, мысли путались. Внезапно стало ясно: она впустит незваных гостей и выполнит всё, что они прикажут. И вслед за этим пониманием Лидия сразу же исполнилась восторгом, исчезли тревога и напряжение, не оставлявшие её в последние недели. Всего-то и требовалось от неё, что приготовиться с покорностью выполнять волю своих храмовых наставников, а вместо этого она глупо упорствовала в отстаивании собственной никому не интересной воли.