На суше и на море - 1962

Уже темнело, и как только оленей подвели к месту ночевки, закипела работа. Быстро развьючивали оленей, вьюки аккуратно складывали под деревьями. Илья еще не пришел, и ночевку приготовляли вдвоем. Тетка Арина и Федор не обменялись ни единым словом — за время кочевья Федор привык не спрашивать, а делать что нужно. Прежде всего, пока тетка Арина разбирала вещи, он начал рубить ближайшие пихты и ели, превращая их в длинные жерди для устройства юрты. Тем временем тетка Арина распарила на костре длинный тальниковый прут и связала им тонкие концы трех длинных жердей. Эти жерди они поставили над расчищенной от снега площадкой так, чтобы вершина была как раз над центром круга метров пяти в диаметре. После этого уложили остальные 20–25 жердей, и остов юрты был готов. Тетка Арина сейчас же развела посреди юрты костер и приспособила таган. Затем она молча протянула Федору большой черный чайник, и тот, захватив топор, чтобы прорубить лед, направился к ручью за водой.

Подойдя к ручью, он снова огляделся вокруг. Где-то невдалеке, должно быть за полосой ельника, протекает Левая Киренга. За ней — пространства ерника, по дальше на фоне гольцов тянутся два длинных крутых хребта, и даже отсюда видно, что они покрыты старой кедровой тайгой.

Федор смотрел на них как завороженный. Вот куда ему надо пойти!

В этот момент он увидел Семена. Тот шел по его следу с таким же черным, словно насквозь прокопченным чайником в руках.

— Что, Федя, глядишь? Уж не думаешь ли за Киренгу пойти? А как перейдешь реку?

— Неужели не замерзла еще? А глубокая она здесь?

— Однако, не замерзла. Переходить ее нельзя — сразу закоченеешь и с ног собьет. Ну, да уж выручу тебя, открою секрет. Еще отец говорил мне — выше Дипкохана через Киренгу листвень упала, вот по ней и перейдешь, если не сгнила.

Пока Федор ходил за водой, тетка Арина настелила внутри юрты широким полукругом пихтовый лапник и внесла все вещи. Теперь оставалось оборудовать заслон юрты, для чего использовалось все, что только можно: куски брезента, плащ-палатки, куски бересты и даже мешковина. Тетка Арина набрасывала их снаружи, а Федор привязывал к жердям. Последней подвесили мешковину над входом в юрту, и тогда тетка Арина, взяв два берестяных ведра, пошла за водой, а Федор отправился рубить дрова. Теперь он знал, что выбрать дерево на костер — дело не простое, если хочешь ночью выспаться и не сгореть. Нужно выбирать стоящее на корню крепкое, без гнили, сухое дерево. Лучшим считается лиственница, хорош и кедр, но он редко попадается сухим на корню и его очень трудно рубить. В крайнем случае берут ель.

На этот раз Федору удалось быстро найти сухую листвень толщиною примерно в телеграфный столб. Повалив дерево, он разрубил его на несколько двухметровых отрезков и перетаскал их в юрту. Три пары таких «полешков» да две небольшие сухие елки на растопку — таков был запас дров на ночь. Теперь все приготовления к ночлегу были закончены. Стемнело. Давно пришли на ночевку Петр и Северьян, и только Ильи все еще не было.

Федор нарубил хвои для собаки, длинной щепкой очистил снег со своих суконных брюк и, низко пригнувшись, вошел в юрту. Брезенты были развешаны невысоко: они отражали тепло костра и предохраняли от снегопада. Тетка Арина сидела напротив, подогнув под себя ноги, и пила чай из деревянной чуманки. Федор достал из поняги кружку, хлеб и сахар, палил себе крепчайшего кирпичного чая и сел к костру, наслаждаясь отдыхом.

Внезапно нижний край одного из брезентов приподнялся, и в юрту просунулась большая рыжая собачья морда. Это был Буська — широкогрудый старый пес, принадлежавший тетке Арине. Его все любили за спокойный нрав, он никогда не ввязывался в собачьи ссоры и лишь изредка, глядя на дерущихся собак, начинал басисто лаять, словно призывая к примирению. Из всех собак только Буська забирался на ночь в юрту. Выгнать собаку прочь может лишь ее хозяин, а тетка Арина никогда не гнала Буську. Всегда молчаливая, она чуть оживлялась, когда пес залезал в юрту, гладила его, что-то тихо приговаривая, а пес прижимался к ней своей лобастой мордой.

Обеспокоенный отсутствием Ильи, Федор взял ружье, вышел наружу и уже хотел стрелять, как перед ним возникла фигура охотника.

— Ну это, паря, напрасно. Меня-то еще искать в тайге не приходилось, — сказал он, счищая снег с ноговиц и ватника.

Расчетливо точными движениями он повесил на сук тозовку и патронташ, снял с плеч понягу, быстро нарубил лапника для трех своих собак, посмотрел, есть ли вода, велик ли запас дров, и, только убедившись, что все в порядке, вошел в юрту. Следом за ним, воровато озираясь, влезла Белка — маленькая черная лайка с коротким, словно обрубленным хвостом. Это была лучшая соболиная собака во всей бригаде, но она отличалась большой хитростью и не упускала случая что-нибудь стащить. На прошлой ночевке Белка стянула у Федора весь его запас сливочного масла, который он недостаточно тщательно спрятал в хвое. Присутствие этой ворюги в зимовье не допускалось, и Белка присела у входа, умильно поглядывая то на хозяина, то на костер.