«Я невольно посмотрел в сторону таинственного неизвестного Севера и… чуть не уронил подзорную трубу в море: под ветром, милях в двадцати перед нами, совершенно явственно обрисовался низкий темный берег.
— Земля!.. — крикнул я вне себя от охватившего меня волнения.
— Земля!.. — повторили, как эхо, мои товарищи, хватаясь за бинокли…
…На небольшом, поросшем низкими деревьями плато возвышались какие-то удивительные, чрезвычайно странного вида постройки.
— …А где же люди? — невольно вырвалось у Стриндберга.
— И люди есть, — снова сказал зоркий Френкель.
Действительно, внизу, на земле, неподалеку от построек, показалась небольшая группа людей».
Если бы читатели дневника ближе знали спутников Андре, они заметили бы, кроме этих «удивительных открытий», фальшь в характеристике Френкеля. «Зоркий»! Френкель мечтал стать военным, но плохое зрение и перенесенная в юношеском возрасте операция заставили его отказаться от этой мысли.
А дальше в дневнике сообщалось уже совсем нечто фантастическое:
«— А вот и стада их, — заметил наконец Стриндберг.
— Какие стада? — удивился Френкель. — Это слоны; их, насколько я знаю, в Индии не пасут стадами.
— Нет, это не слоны, — возразил я, — а самые настоящие мамонты.
— Мамонты?..
…На одном из мамонтов сидел с небольшой палочкой в руках бородатый пожилой туземец, по-видимому пастух странного стада…
…Островитяне летели при помощи громадных белых искусственных крыльев, очень похожих по форме на крылья обыкновенной летучей мыши. Кроме того, у каждого из них был прикреплен к ногам длинный двухлопастный руль…
В одну секунду за борт полетели мешки с песком… Аэростат стал подниматься с невероятной быстротой… Я взглянул за борт. Внизу, на расстоянии менее тысячи футов, описывая в воздухе громадную спираль, вслед за аэростатом поднимались вверх островитяне, с каждым мгновением быстро нагоняя его».
На этом дневник обрывался.
Современники, конечно, были поражены открытиями Андре. Ведь никто до него не был на полюсе и не знал, что там: суша или море, мертвое царство или населенный людьми и животными мир? Впрочем, очень уж невероятным казалось все это! Читателей обуревали сомнения. А может быть, под воздействием тяжелых потрясений в полете Андре сошел с ума? И насколько достоверны эти дневники? Посыпались запросы об источнике.
Никто, правда, тогда не заметил, что разрешение цензуры на выход книги было дано раньше — 13 ноября 1897 года, — чем произведена надпись на дневнике, сделанная будто бы самим Андре, — 18 ноября 1897 года.
Ждали выхода в свет окончания записок Андре, Ведь издатель сообщал, что, «
Читатели не дождались опубликования всего дневника Андре: разгоревшиеся страсти были слишком велики, а запросов было слишком много, чтобы издатель с тем же спокойствием и уверениями в подлинности «чрезвычайно интересного и безусловно ценного сочинения о полярных странах» мог и дальше дурачить читателей. Кто бы мог подумать, что это был всего-навсего недобросовестный прием беллетриста, подписавшегося
А ведь дневник был издан громадным для того времени тиражом — десять тысяч экземпляров!