НА СУШЕ И НА МОРЕ 1965

Береговые виды менялись. Сначала капал вошел в протоку С высокими кокосовыми пальмами и банановыми рощами по берегам — верным признаком близкого жилья, а затем свернул в канал, и мы долго плыли как бы посередине длинной улицы между одноэтажными хижинами. Одна ли это деревня или несколько слившихся, определить было трудно.

Часто встречались низенькие, ярко окрашенные мечети, испещренные резьбой. Попадались и деревянные христианские церкви; как правило, это были робкие копии готических храмов.

Стайки голопузых мальчишек с отчаянными криками бросались в воду и старались догнать катер; одетые в пестрые саронги и белые кофточки грациозно вышагивали женщины, неся на голове высокие корзины с фруктами. На небольших плотиках и мостках пристроились прачки. Намочив белье в желтой воде канала и намылив его, они принимались что есть силы колотить им по бревнам, затем полоскали и расстилали на траве для просушки. Мужчин на берегу было мало. Они, вероятно, работали в поле или в лесу. Одежда мужчин мало отличается от женской: тот же саронг, только вместо кофточки рубашка, а на голове черная мусульманская шапочка.

Иногда между домами виднелись рисовые поля, посевы кукурузы, батата. Это основные продукты питания местных жителей. Нельзя не упомянуть и бананы. Они очень вкусны в жареном виде. Правда, не всякий банан жарят, как не всякий банан едят сырым.

Жизнь местного населения тесно связана с каналом и рекой. Взад и вперед сновали лодки: открытые и с навесами, рыбачьи и пассажирские, грузовые и лодки-магазины и даже лодки-рестораны со столом и застекленным буфетом. Управляют лодками при помощи кормового весла. Иногда веслом орудует и пассажир, сидящий в носовой части.

Ранним утром на следующий день нашего путешествия мы плыли по широкой реке Капуас. Ее гладкую поверхность застилал туман. Было довольно прохладно. Рулевой по самую шею закутался в саронг, а ведь до экватора рукой подать!

На берегах появились гигантские деревья с желтоватой корой — ни дать, ни взять наша сосна, только растут на ней не иглы, а крупные листья. Пальм не видно совсем. С первыми лучами солнца лес огласился пронзительными криками, похожими на женские причитания.

— Это вава, — пояснил Сухарно, — она самая первая просыпается в джунглях.

По-видимому, так здесь называют гиббонов, которые дают сигнал пробуждению обитателей джунглей. Скоро шум леса начал заглушать даже рокот мотора, но не смог разбудить моих спутников.

Воздух неподвижен, ни малейшего ветерка, а на правом берегу деревья раскачиваются, как в сильную бурю. Все разъяснилось, когда подплыли ближе. На ветвях резвилась огромная стая обезьян. Не менее сотни их с криком и шумом носилось по ветвям, не обращая ни малейшего внимания на катер, на наш крик и свист.

МАША И ВАНЯ. ШАЙТАН ГЕНА: ГДЕ ХИЩНИКИ? ПИТОН В ДОМЕ

«Маша! Ваня! Встречайте гостей! — кричит Андрей Анисимович, когда катер приближается к одинокому понтонному домику на реке Кахаянге в десятках километров от ближайших селений. На зов выходят юноша и девушка… индонезийцы. Мы удивленно смотрим на Андрея Анисимовича.

— Понимаете, имена у них больно трудные, — смущаясь говорит геолог, — вот я и дал им наши. А они меня паком[4] называют.

Маша и Ваня — это молодые супруги Сучипто, помощники и друзья двух советских геологов, прокладывающих «визирку»— узкую просеку в непролазном лесу, где пройдет дорога.

Работа у геологов трудная. Просеку приходится вести почти вслепую, так как карты очень старые, составленные голландцами еще в 1911 году, В них много погрешностей. Местность изрезана оврагами. На ста пятидесяти километрах дороги надо соорудить восемьдесят мостов и виадуков.

— Да тут еще рабочие иногда чересчур суеверные, — пожаловался Андрей Анисимович, — лесных духов боятся. Нас они часто шайтанами называют. Ведь нам эти духи не страшны.

Андрей Анисимович от души посмеялся и сказал, показывая на реку:

— Вон главный шайтан Геннадий с трассы возвращается. Отчаянный парень.

К домику приближалась лодка, на корме сидел парень в ковбойке и ловко, как заправский островитянин, орудовал веслом. Мы познакомились. В отличие от Андрея Анисимовича, который уже двадцать пять лет ведет трудную жизнь геолога-изыскателя, побывал в Туркмении, Татарии, Сибири, работал в Монголии и Иране, Геннадий лишь недавно окончил институт и его геологическая тропка только начиналась.

— Трудно?

— Не без этого.

Трудности Геннадия не пугают, его только огорчает, что здесь мало… хищных зверей.

— Ребята из Африки пишут, что там и львы и чего только нет!

Мы показали ему книжку, где говорится о леопардах, носорогах и свирепых кабанах на Калимантане, не говоря уже о трехстах двадцати видах змей, но Геннадий только махнул рукой:

— Леопардов не видел, а вот змей и крокодилов здесь действительно хватает. — Он рассказал, как, вернувшись однажды с трассы, чуть не наступил в своей комнате на четырехметрового питона.

— Пулей выскочил из комнаты, — улыбается он, — а потом позвал рабочих, и они зарубили удава парангами[5].