НА СУШЕ И НА МОРЕ 1966

Внезапно речная долина расширилась. Русло разветвлялось здесь на несколько проток. Желтоватые песчаные острова заросли чозенией, тополями и краснокорыми тальниками. Клейкие листочки только что распустились, рощи как бы окутались зеленоватым облаком, источая душистый запах, нежный и горьковатый.

Теперь я внимательно рассматривал карту Анюя. Выполнили ее добросовестно, и спустя три столетия этот труд приносил практическую пользу.

На своей карте землепроходец у крутого поворота Анюя черточками обозначил порог, рядом нарисовал крест. Вероятно, тут ждали нас основные неприятности. Известно, что в прошлом сибиряки у опасных порогов воздвигали рубленые кресты, вручая свою судьбу провидению. Течение влекло нас с большой скоростью. Часа через два плот должен был подойти к Крестовому порогу.

Ниже Падуна землепроходец отметил еще три порога: Шивер, Долгий перекат, Гремячий. Крестов возле них на карте не было. Видно, пороги были полегче.

Дальше на чертеже красовались две неразборчивые надписи: у островерхой сопки, около круглого озера, в стороне от Анюя, и у виски — протоки, соединявшей озеро с Анюем. Прочесть их удалось с большим трудом.

«Серебряная гора» — значилось у нарисованной сопки. «Курья» — называлась виска. Только сейчас мне представился важный смысл этих надписей. Ведь в грамоте тоже упоминалась Серебряная гора, но мы С Костей вначале не обратили внимания на странное название.

Я вытащил планшетку и прочел загадочные строки: «а Серебряная гора около Чюн-доиа стоит, томарой руду отстреливают, в дресьве серебро подбирают…»

— Послушай, Илья, где река Чюн-дон течет?

Ламут перестал сосать трубочку. В его глазах мелькнули знакомые смешливые искорки.

— Однако, с тобой верхом едем. Давно юкагир Онюй звала Чюн-дон, поняла?

— Анюй — Чюн-дон!

Это было географическим откровением. Выходило, что мы плывем по реке, которая не раз упоминалась в челобитных землепроходцев, искавших неведомую Серебряную гору.

Эта загадочная история всегда манила исследователей. В архивах сохранилось несколько интереснейших челобитных. Землепроходцы, открывшие за несколько лет до Дежнева Индигирку и Алазею, сообщали, что на какой-то реке, впадающей в море восточнее Колымы, есть гора, «в утесе руда серебряная, а висит де из яру соплями. И те нелоские мужики от той серебряной руды сопли отстреливают томарами и стрелами, а инако де они нелоские мужики ис Камени серебро добывать не умеют».

Сличая разные челобитные, историки пришли к выводу, что гора с самородным серебром, по-видимому, находится в долине реки Баранихи, верховьями сближавшейся с Ашоем и впадавшей в Полярное море, восточнее Колымы. Геологи, изучавшие этот район, никакой Серебряной горы не обнаружили.

В двадцатых годах нашего века на Анадыре записали рассказ чукчей о серебряной сопке у озера, где-то за Анадырским хребтом.

Я рассказал обо всем этом Илье и спросил, не знает ли он, где находится такая гора?

Старик молчал, о чем-то раздумывая, и наконец ответил:

— Денежный сопка далеко кругом нету; есть, однако, Каменный яр, старики молодая была, белые камни стрелами отбивала…

Бросив рулевое бревно, я схватился за планшетку. Неужели нам посчастливилось напасть на след легендарной сопки?

Ламут между тем преспокойно изрек, что Каменный яр находится между Анюем и Омолоном у озера, соединяющегося с Анюем Безымянной виской. Все приметы сходились с картой землепроходца!

Сведения о Серебряном яре близ устья реки, впадающей в море восточнее Колымы, землепроходцы получили от плененного на Алазее колымского князька Порочи и юкагирского шамана, тоже выходца с Колымы. Может быть, ограждая свой край от вторжения иноземцев, аманаты, сговорившись, указали на допросах неверно местоположение Серебряной горы — на землях наттов, приморских зверобоев, издавна враждовавших с колымскими юкагирами? Что, если попытаться достигнуть Серебряной сопки, отмеченной на чертежной росписи Ашоя у истоков Курьи…

Далекий гул встревожил Илью. Он вскочил, склонил голову набок, прислушался:

— Падун близко… Тарабаганы ленивые, почему к берегу плот не чалили?!

Мы так заговорились, что потеряли счет времени. Течение убыстрилось, мутная река мчалась теперь сплошным потоком, покрываясь мраморным рисунком пены.

Впереди, за дальними островами, русло сужалось, спертое отвесными скалами. Грозный гул несся оттуда, будто Ашой низвергался водопадом в теснину.

Нельзя было терять ни секунды. Повиснув на мокром бревне, мы старались направить плот к берегу. Но все наши попытки оказались напрасными. Поток цепко держал треугольный плот, все быстрее и быстрее гнал к ревущему Падуну.

— Совсем худо! — крикнул Илья. — Далеко прыгать будем…

Старик засуетился, кинулся подтягивать вьюк, сунул мне конец ремня:

— Хорошенько держи, совсем не пускай аркан!

Река с клекотом втягивалась в теснину. Оглушительный рев, многократно усиливаемый гулким эхом, рвался из теснины. Неотвратимо надвигался грозный Падун.

Перед самым ущельем поток стремительно закручивался водоворотами. Мутные струи, вырываясь из водяной карусели, поднимали крутые гребнистые волны.