На суше и на море. 1967-68. Выпуск 08

«Уж не леший ли вцепился ему в ногу?» Я подогнал лодку к тому месту, где пузырилась вода, и, когда незадачливый рыбак снова вынырнул, схватил его за шиворот и с трудом втащил в лодку. С большого пальца правой ноги сорвалась леска и со свистом ушла в воду.

— Вот оно что! — присвистнул я. — Не рыбак рыбу поймал, а рыба рыбака!

Вид у спасенного был нерадостный. Бедняга крепко перетрусил, да и водички попил досыта. Палец ноги посинел, вздулся и слегка кровоточил.

— Ну, паря, вызволил, — заговорил незнакомец, — самому бы мне не выкарабкаться. Дурака, видать, свалял крупного. А все вроде из-за ничего. — Лицо его внезапно оживилось — Вон она, хватай!

— Кто, кого хватать?

— Да снасть, дорожка!

Метрах в тридцати от берега, на самой глубине, плавала небольшая дощечка, к которой, видимо, была прикреплена леска с пойманной рыбой.

— Гляди, осторожно бери, леска коротковата. На нее, пожалуй, эту рыбку не вытащишь. Я так думаю, с пуд уж верно потянет.

— Так уж и с пуд? Ну да, тебе лучше знать.

Брать рыбу решили при помощи моего спиннинга. Выхватив дощечку из воды, я быстро обмотал ее поводком и закрепил тройничком, глубоко загнав его в середину дощечки. Затем поставил катушку на тормоз и попробовал стронуть рыбу с места. Мощный рывок — дощечка с силой вылетела у меня из рук и врезалась в воду, взметнув фонтан брызг. Катушка жалобно затрещала. Охота началась.

По силе тяги я понял, что имею дело с рыбой, пожалуй, и побольше пуда весом.

— Что это за рыба? — прикидывал я. — Щука, даже очень крупная, сильна на первом рывке. Сумел сдержать ее сразу — и она твоя.

Семга? Но эта рыба в верховьях Печоры никогда не бывает особенно крупной. Десять, ну от силы пятнадцать килограммов. Других же крупных рыб у нас нет…

Рыба продолжала упруго сопротивляться. Я не мог ее подтянуть ближе чем на пятьдесят метров. Прочный нейлон внатяжку ходил в глубине. Иногда рыба подплывала близко к поверхности воды, поднимая мощные буруны.

После довольно продолжительной борьбы рыба наконец вымоталась, и нам удалось подтянуть ее к лодке. Это была крупная семга.

— Ах, окаянная! — изумленно и в то же время разочарованно крикнул парень. — Как же она взяла?

Я был поражен не меньше рыбака. Семга — рыба морская. В реки она заходит только осенью на нерест. За время пребывания в пресной воде — а это длится иногда до года — рыба ничего не ест, существуя лишь за счет жировых запасов. Изредка семга все же берет на блесну, но случается это в среднем и нижнем течении Печоры и по некоторым ее притокам, в верховьях же — не чаще одного раза за десять лет.

Нам здорово повезло: мы испытали всю прелесть борьбы с крупной рыбой, но воспользоваться своей добычей не могли: семгу в районе нерестилищ ловить запрещено.

— Гляди, — показал рыбак, — блесна-то в боку сидит!

Я подвел обессиленную рыбу к берегу и тоже увидел, что блесна зацепилась за грудной плавник. Стало ясно, почему она казалась такой тяжелой при вываживании. Когда я подтягивал ее, она шла несколько поперек, создавая дополнительное сопротивление. Рыба весом не более двенадцати килограммов показалась мне чуть ли не двухпудовой. На блесну она попалась случайно: рыбак тянул блесну медленно, по самому дну, вот она сходу и подцепила отстаивающуюся до нереста рыбу.

Пока я размышлял, спутник мой ловко оседлал семгу, осторожно извлек тройник из плавника и со словами «Гуляй, рыбка, наедай бока» бросил ее в воду.

— Ну что, будешь впредь наматывать на себя леску? — спросил я у рыбака на прощание.

— Не, паря, не буду. Кабы не ты, быть бы мне там, — и оп показал вниз, на дно реки.

Не дели шкуру загодя

На облаву собралось пять человек: Егор Егорыч — известный охотовед, Карл Иванович — лосевод и три егеря — Вениаминов, Николаев и Афанасьев. Октябрьское утро выдалось ясное, солнечное, но холодное. Пронизывающий ветер давал себя чувствовать. Носы участников предстоящей охоты приобрели синеватый оттенок, но компания не унывала. Охотники балагурили, смеялись, пока не подошли к урочищу, где накануне видели сохатого. Обошли круг, выходных следов нет. Лось находился в окладе.

Егор Егорыч и Николаев, вооруженные тульскими охотничьими карабинами, встали на номера, остальные приготовились выполнять обязанности загонщиков. Стали ждать. Вскоре со стороны загонщиков раздался выстрел, а вслед отчаянный крик Афанасьева:

— Сюда, скорей сюда!

Все решили, что случилось худшее — раненый бык набросился на беднягу Афанасьева. Тут уж не спасет ни нож, ни топор! Да и что можно сделать этим оружием против зверя с полутораметровыми ногами, которыми он бьет во все стороны. Не случайно мудрость народная говорит: «Идешь на медведя — постель стели, идешь на лося — гроб теши».