На суше и на море - 1970

— Почему он выбрал зоологию? — спросил Андрей Аверьянович.

— Он с детства любил природу, — ответила Анна Ивановна, — любимая книга у него — «Жизнь животных» Брема.

— Давний и постоянный читатель Брема? У него, наверное, и дома были животные, но почему-то на фотографиях я их не вижу?

— Он мечтал завести собаку, но жили мы на чужих квартирах, тут уж не до собаки. Одно время была у нас ланка, Николай принес из леса, нашел у трупа оленухи — ее подстрелили браконьеры. Оленуха ушла от них и в лесу погибла, а детеныш-то остался. Мы эту ланку через соску молоком кормили, привязались к ней очень.

— Где же она теперь, эта ланка?

— Подросла, и Николай отвел ее в лес. И выпустил.

— Значит, бегает теперь в заповеднике лань, вскормленная через соску?

— Бегала. Ее тоже подстрелили браконьеры. Перед тем, как выпустить, Николай пометил ее. Прошлой осенью нашел в лесу освежеванную. Он был уверен, что это дело рук Моргуна.

— Почему именно Моргуна?

— Николай знал их повадки и приемы, кто, где и как бьет зверя. Он говорил, что у браконьеров, как у сыновей лейтенанта Шмидта из «Золотого теленка», заповедник поделен на зоны. Негласная конвенция. Моргун, конечно, был не один, но он верховодил.

— Однако посадили в тюрьму не Моргуна, а других?

— Моргун вышел сухим из воды, — вставил Валентин Федорович, — ловили главным образом его, а с поличным попались другие. Рано или поздно попался бы и Моргун, но, — Валентин Федорович развел руками, — ему была уготована иная судьба.

Андрей Аверьянович допил чай и стал прощаться. На улице он сказал Валентину Федоровичу:

— Этот ваш Кушелевич — великий мастер создавать против себя улики. Так прямо и напрашивается версия: ловил Моргуна, но не поймал, тот оказался хитрым и изворотливым. Встретил его в лесу, вспомнил все, что браконьер тут натворил; конечно же, пришла на память и лань, которую Кушелевич вспоил молоком через соску; подумал он и о том, что Моргун еще может наделать, и — ружье было заряжено на волка, — как по волку, ударил по злостному хищнику. И еще прошу заметить: люди, идущие в высшие учебные заведения не на ту специальность, которая до этого была их профессией, как правило, одержимые. Кушелевич достиг определенного положения на мебельной фабрике — мастер, но оставил все и пошел на зоологический факультет. Это его давняя страсть и призвание, и он полагал себя обязанным не только изучать, но и охранять животный мир заповедника всеми средствами.

— Кушелевич действительно зоолог по призванию и работал со страстью, — сказал Валентин Федорович, — тут вы правы. И версия ваша логически выстроена правильно. Но это формальная логика. Так рассуждать можно только, если отвлечься начисто от живого Кушелевича, от его характера, от его биографии, от его семьи. Но я не могу от этого отвлечься, отстраниться.

— Я тоже, — отозвался Андрей Аверьянович. — Логическое построение это пришло мне в голову только потому, что оно может возникнуть у судей. Значит, нужно иметь средства, чтобы его разрушить.

— Наш визит к Кушелевичам вооружил вас чем-нибудь для этого?

— Я лучше увидел Кушелевича. Жена его, как я понял, работает библиотекарем?

— Да, в городской библиотеке. Это тоже имеет значение?

— Едва ли. Я просто так спросил, чтобы удостовериться. Она хорошо держится: видимо, женщина с характером.

— Хорошая семья, — вздохнул Валентин Федорович, — милые люди. Я с удовольствием бывал у них дома. Атмосфера дружбы у них, любви, доброжелательства. Все это ненавязчиво, не напоказ. Теперь в этой семье черные дни: муж в тюрьме, жена терзается неизвестностью, в страшной тревоге. Обвинение в убийстве! Легко сказать! Когда я об этом подумаю, места не нахожу. И главное, из-за чего все это? Почему честные, добрые люди должны страдать и мучиться? Потому, что мы попустительствуем браконьерам и прочей нечисти, церемонимся с ними, миндальничаем.

— У матери убитого сейчас тоже не праздничные дни, — вставил Андрей Аверьянович.

— Разумеется. Матери больно, ее можно пожалеть, но и спросить с нее можно: сын-то вырос лесным волком. Кто виноват?

— Классический вопрос. Сталкиваясь с бедой или преступлением, люди в категорической форме спрашивают: кто виноват? И ждут однозначных и безусловных ответов.

— Как же иначе?

— Мой опыт подсказывает, что далеко не всегда можно дать категорический ответ на вопрос «кто виноват?».

Они подошли к гостинице.

— Завтра мы сможем поехать в лес? — спросил Андрей Аверьянович.

— Сможем, — ответил Валентин Федорович, — во второй половине дня. До восточного отдела на машине, а там — по коням. Для вас уже отловили и объездили дикого мустанга.

4