На суше и на море - 1975

А может, так оно и было? В ту пору я еще точно не знал, кем стану, в чем мое призвание, что должен делать в жизни именно я и никто другой. Я любил сушу, любил лес и горы, зверье и птиц, но меня все сильнее и сильнее тянуло к железным махинам, стоящим на рейде, к морякам, казавшимся мне совершенно другими людьми, совсем не такими, как я, как мои товарищи, топчущие асфальт и земную твердь. Чувство было безотчетным, необъяснимым, но таким сильным, что сопротивляться, ему становилось все труднее. Может, это и есть то, что называется зовом моря?

Хожу по каюте. Размышляю. Вспоминаю о не таких-то уж и далеких днях, резко изменивших мою жизнь…

Ранним утром, когда солнце едва окрасило вершину Авачинского вулкана в алый цвет, а моряки, отпросившиеся на ночь, бледные и усталые, торопливо шли к порту, я на маленькой верткой шлюпчонке подплывал к шхуне, стоявшей на якоре.

— Строгий там капитан. Зверь! — рассказывал мне гребец — замусоленный, пропахший селедкой мужичок в зимней шапке, одно ухо ее торчало вверх, как у насторожившегося зайца, второе было оторвано. Им была заткнута порядочная дыра в днище шлюпки, и мужичок время от времени ударял по кляпу пяткой сапога. — Чуть какой парнишка из ево команды, стал быть, возвернется с суши под газком, он его р-рыз!.. И за борт, как ту княжну, кидает. Очень характерный капитан. Так что гляди!

Я, хоть и был совершенно трезв, поежился, а мужичок сплюнул в воду, оскалился и, гребанув еще несколько раз скрипучими веслами, подогнал шлюпку к борту шхуны.

— Трояк с тебя, — сказал он мне, а потом, когда я уже начал неумело карабкаться по штормтрапу, крикнул: — Так что гляди! Бережнсь!

Далеко уже не молодой капитан был жилист и сухощав, как хорошо провяленная юкола. В одной тельняшке с засученными рукавами и трубкой в зубах он сидел в тесной каютенке и, барабаня пальцами по крышке стола, разглядывал меня. Я уже кое-что рассказал о себе: и что родился в Ленинграде, на улице Гребецкой, где когда-то жили одни гребцы, и что с детства мечтал стать моряком и совершить хоть один рейс на настоящем парусном корабле…

Капитан курил, молчал и щурил цепкие глаза.

Ну, что же он? Погонит, наверно. Да и то: какой я матрос? Даже толком не помню: «майна» — вверх или наоборот?.. Замолкнув, я мельком осмотрел каюту. Была тут койка с серым и лохматым, будто вздыбившим шерсть, одеялом, диванчик, промятый до пружин, стол, привинченный под иллюминатором, и полка с толстенными книгами. «Лоция северо-восточной части Тихого океана от…» — прочитал я на корешке одной из книг, и мне еще отчаяннее захотелось уйти на этом корабле в плавание… А на переборке, над койкой, висел рострум от меч-рыбы. «Мартынычу в день рождения. Атлантический океан. П/х «Гурзуф»— белыми, четкими буквами было написано на метровом костяном мече. Я зажмурился и представил себе яркую синь тропиков, острова вдали и узкие пироги островитян… Еще совершенно не зная человека, я уже с особым уважением поглядел в его грубое, с выпирающими скулами лицо. Где он только не побывал, чего только не повидал!

— Что вы знаете о море и кораблях? — спросил капитан и качнул бронзовую керосиновую лампу, укрепленную в кардане. Как бы судно ни кренилось, лампа всегда будет оставаться в одном вертикальном положении. Тогда я этого еще не знал. Позже я возненавидел и лампу, и сияющий кардан: капитан очень любил, чтобы все, что может блестеть, блестело, и я драил, драил медяшку и эту лампу шлифовал до солнечной яркости. — Ну что же вы!.. Жду.

Вздохнув, я поведал капитану почти все, что было написано в одной из самых любимых моих книг — «Соленый ветер» Лухманова. Капитан молчал, щурился от дыма.

— «Майна» — это значит «тянуть вверх»! — сказал я.

Капитан вздрогнул, лицо его передернулось гримасой отвращения, и он с такой силой стиснул зубами чубук трубки, что мне показалось, сейчас он его перекусит.

— Опускать вниз, черт возьми. Опускать!.. — шумно вздохнув, сказал он. — Ну хорошо. Деться мне некуда: команда на треть не укомплектована. Вчера в управлении двух женщин предлагали. Матросами! — капитан хлопнул ладонью по крышке стола и помрачнел. Потом вскинул на меня глаза, сердито сказал: — Ну хорошо. Мне нужны сильные парни; чтобы поднять паруса, требуется иметь кое-какое мясо на костях. Как вы? Ну-ка, подсаживайтесь к столу. Ставьте руку на локоть. Вот та-ак…

Его пальцы вцепились в мои, и я почувствовал их железную хватку. Сухая и костлявая, как петушиная лапа, рука капитана оказалась очень сильной. Стиснув зубы, шумно дыша, мы несколько минут ломали друг другу предплечья, потом его рука дрогнула, и я дожал ее к столу. В те годы я был довольно крепким парнем.

— Кажется, ты сдвинул локоть, — тем не менее проворчал капитан шхуны, переходя на «ты». — Ну ладно. Дуй в отдел кадров Камчатрыбфлота. Беру на рейс, а там видно будет. Возникнут трудности по работе — тотчас ко мне. Но не вздумай хоть раз еще бухнуть, что «майна» — «тянуть вверх»!