На суше и на море - 1976

Но неприхотливый, живучий плаун уже не выдерживает натиска цивилизации. Исчезает. Есть опасение, что в недалеком будущем мы увидим его пушистые гирлянды лишь за стеклянными витринами музея, где-нибудь по соседству с динозавром или археоптериксом.

Можно назвать немало «живых ископаемых» в растительном мире, которые, подобно гинкго и метасеквойе, плауну и его ровеснику — хвощу, пришли к нам через тысяче- и миллионолетия, преодолели на этом пути все невзгоды, резкую смену климатов. И мы подчас даже не подозреваем, что ходим возле уникальных творений природы, а то и прямо по ним.

Вот примеры. На зимних улицах можно увидеть букетики вошедшего недавно в моду «багульника». Вряд ли те, кто привозят из Сибири вагонами хрупкие голые веточки, и те, кто ради мимолетного удовольствия ставят их в вазу, подозревают, что стали соучастниками скоростного истребления одной из драгоценностей древней природы. Багульником в Сибири неправильно называют даурский рододендрон. Это редкостное реликтовое растение сохранилось в таежных краях с доледниковых времен, когда там было теплее, чем теперь в Сухуми. Рододендрон (что означает «розовое дерево») — ранний вестник сибирской весны и первый красавец тайги. Когда он цветет, на крутые склоны сопок, поросшие сосной, будто ложатся розовые облака. Еще Мичурин призывал смелее поселять это красивое и неприхотливое растение в городских парках и садах.

Увы! В парках даурского рододендрона почти не увидишь. И на сибирских сопках катастрофически редеют его розовые облака.

Иные «любители природы», отправившись на загородную прогулку, спешат нарвать в зимнем лесу «букет» черники (да побольше!), чтобы любоваться потом несколько дней ее свежими, только что развернувшимися листочками. Знают ли они, что при этом почти в буквальном смысле «наломали дров»? Обыкновенные черника и брусника — настоящие деревья, живущие более ста лет. Ведут они свой род хотя и не с динозавровых, но тоже с весьма почтенных времен. Это испытания долгой и нелегкой судьбы превратили их, как и плауны, из великанов в карликов.

Еще один реликт среднерусского леса — северная орхидея с экзотическим названием «венерин башмачок». Маленькое чудо, при создании которого природа проявила тонкий, изысканный вкус. Давно и с азартом охотились за ним «любители природы». И вот это растение почти уже не встретишь. А природа, тысячелетиями шлифовавшая не только хрупкую, одухотворенную красоту цветка, но и приспособленность его к строго определенным условиям, уже не сможет стачать новых «венериных башмачков». На грани исчезновения и другие орхидеи севера, скромные сестры «венериных башмачков» — белая ночная фиалка — любка, сиренево-розовый ятрышник.

Предвижу возражение: не ходить же по лесу, как по залам музея, не прикасаясь ни к чему. Нет, не надо так ходить. Но думается, не обязательно и тащить из леса все, что красиво, к себе домой, причем в устрашающих количествах, столько, сколько увидит глаз. Не надо огромных, бессмысленных и безвкусных веников лесной страдалицы — черемухи, необозримых букетов других лесных и луговых цветов. Кажется, бесспорна истина: обедняя природную красоту, мы обедняем самих себя, ибо эта красота не заменима никакой другой. Она неотделимая часть нас самих, нашей души. Вспомним, что все искусства мира — поэзия, живопись, музыка — с древнейших времен одухотворялись картинами природы.

Редеют или вовсе исчезают с лица Земли и ценные реликтовые деревья: на юге — «красное дерево» (тис), кавказское железное дерево; на севере — карельская береза с ее неповторимыми узорами на древесине; на востоке — сибирский и корейский кедры.

Не так давно в горах Алтая мне довелось видеть, как самодеятельные заготовители тюками гнали на базары целебный «маралий корень» — левзею. Листья левзеи с удовольствием щипали на привалах наши вьючные лошади — так ее было много. Теперь «маралий корень» в доступных местах почти не увидишь. Сейчас там экзекуции подвергается еще более ценное по лечебным свойствам и редкое растение — родиола розовая («золотой корень»). Здесь уже приходится задуматься о жизненно важных и невосполнимых потерях для медицины, да и вообще для будущей науки. Кроме того, многие из растений дикой флоры, казалось бы на первый взгляд бесполезные, никчемные, на самом деле еще не познанный или нетронутый фонд для работы ученых по созданию новых культурных растений с более высокими качествами. Наконец, они необходимы самой природе в ее развитии, поддержании биологического равновесия.

Наступление человечества на мир живой природы приобретает глобальные размеры. Под натиском технического прогресса исчезают естественные ландшафты, уходят в небытие веками сложившиеся сообщества живых существ. А всякое нарушение биологического равновесия грозит цепной реакцией с далеко идущими последствиями. В том числе и для нас. Ибо, как бы мы ни удалялись от матери-природы, все равно мы с ней одно целое.