На суше и на море - 1976

Смотрю с Каленберга на великую европейскую реку и… не узнаю ее. Всего час назад стоял на берегу, пораженный и недоумевающий: где же знаменитый «голубой Дунай»? До знакомства с ним представлялась небесного цвета спокойная водяная ширь, а тут… Бурый мощный поток стремительно мчался мимо меня, свиваясь в водовороты, закручиваясь множеством мелких воронок, до звона натягивая швартовые канаты судов, стоящих у причалов возле Мексикоплатц.

Вот тогда-то мои спутники, знатоки Вены, и предложили поехать на Каленберг. Для любителей пейзажей здесь установлены подзорные трубы. Бросаешь в прорезь станины монетку, невидимый замок размыкается, и, пожалуйста, наводи объектив на любую часть города, разглядывай с птичьего полета улицы и площади, которые отсюда предстают в любопытном ракурсе.

От трубы меня оторвал вопрос:

— Так какого цвета Дунай?

Поразительно: сверху лента реки выглядела голубой. Спутники, видя мою растерянность, рассмеялись, довольные произведенным на меня впечатлением, словно это они подкрасили воду. А потом рассказали, что, по преданию, Иоганн Штраус «услышал» мелодию своего будущего знаменитого вальса в ясный солнечный день именно на Каленберге. Дунай, отражающий безоблачное небо, отсюда кажется голубым.

…В третий раз в Вене. В третий раз смотрю на Дунай с этой горы и радуюсь красочному эффекту. Чувствую его особенно остро, потому что теперь попал в Вену не по воздуху, не по железной или шоссейной дороге, а плыл вверх по Дунаю и видел его разным: свинцово-серым в ненастье, грязновато-желтым после дождей, белесым в другие дни, но только не голубым.

…В Измаиле мы садились на теплоход ночью, такой по-южному густой, что противоположный, румынский берег даже не угадывался, и казалось, черная, маслянистая, поблескивающая под лучами портовых и судовых огней вода простирается до горизонта. Но вот отчалили. Когда остались позади ярко освещенные порт и город и перед теплоходом встала непроницаемая стена ночи, включили бортовой прожектор, повели им по сторонам. Белый луч выхватил из темноты берега. Однако трудно было рассмотреть детали. Луч «обесцвечивал» берег, да и мчался вдоль него слишком быстро. За краткий миг прожекторной вспышки не рассмотришь подробности.

Судя по частой смене курса, река здесь виляла, изгибалась. На одном, особенно крутом повороте прожектор зажгли на несколько минут, луч уперся в мыс, и тут стало ясно, что дунайская пойма в районе Измаила густо поросла деревьями. Теплоход, будто его притягивал этот световой луч, совершил разворот по широкой дуге. А потом прожектор так же внезапно погас, как прежде вспыхнул, и нас вновь окутала темнота…

Подумалось: как же надо знать реку, чтобы в непроглядной тьме уверенно направлять большой теплоход по узкому фарватеру. Для этого нужно изучить каждый поворот, каждый изгиб русла так, чтобы и в непроглядной ночи, полагаясь на какое-то неведомое навигационное чутье, вести судно полным ходом. Даже локатор в подобных условиях не слишком-то надежен. Не успеешь по нему сориентироваться, как окажешься на мели или врежешься носом в невидимый берег. Ночная вахта на реке несравнимо напряженнее морской. Недаром капитан нашего теплохода, зашторив иллюминаторы, отсыпался по утрам.

Это был довольно пустынный участок Дуная с редкими огнями бакенов. Но и в виду больших прибрежных городов существуют трудности, для непосвященных вовсе уж неожиданные. Крепко врезался в память вечер, когда в иллюминатор стали видны огни какого-то города по левому борту. Преодолев мокрый трап, поднялся на верхнюю палубу — и…

Теплоход выглядел так, будто на него обрушился ураган. Верхняя палуба была усеяна частями рубки, деталями трубы. Мачта лежала, бессильно опустив растяжки. Лишь вахтенные и капитан, как обычно, стояли у штурвала, над которым только что высилась рубка, и неприютно укрывались от мороси дождевиками. Картина, что и говорить, непривычная.

Прямо на теплоход надвигался низко нависший над водой мост, за которым из ночи выступали подсвеченные прожекторами стены старой крепости югославского города Нови-Сад. Мост все ближе, блинке. Вот тяжелые конструкции плывут уже над самой головой. Стоит лишь поднять руку, чтобы с верхней палубы коснуться шершавого металла…

Впрочем, ничего странного для дунайских речников в этой ситуации не было. Скорее она подчеркивала наступление дунайской нови, вступившей в конфликт со старым.

За все время плавания по Дунаю проход под мостом в Нови-Саде оказался, пожалуй, единственным навигационным приключением. И если бы прежде не приходилось слышать о Железных Воротах и Катарактах, то, право же, можно было в неведении проследовать мимо, отдав все внимание суровой красоте этого места. А ведь именно оно издавна создавало главной голубой артерии Центральной Европы дурную славу.

На всем 2850-километровом течении Дуная, от гор Шварцвальда в ФРГ до румынского порта Сулин на Черноморском побережье, где стоит столб с отметкой «О км», не было более трудного участка. Здесь речников поджидало больше всего мелей, подводных скал.