Мы чудесным образом путешествуем по дну моря. И если оно станет реальностью, значит, наша работа сейчас приобщила нас к дальнему будущему. А если моря не будет, если наша работа докажет, что его здесь создавать не следует… Что ж, значит, мы видели только мираж. И это совсем неплохо, когда мираж так красив.
Твердая поверхность такыра, рассеченная множеством трещин, напоминает кожу слона. Трудно себе представить, что на этаком прочном плитчатом полу могут вдруг расцвести алые маки, подняться зеленая трава — сплошным ковром, как по мановению волшебной палочки. Приходится верить на слово, что именно так бывает весной. «В знойные летние дни насыщенная солнцем безграничная равнина замирает в жарком сне и, словно спящая царевна, грезит своей волшебной сказкой — миражем о воде, о зелени деревьев, может быть, о будущих садах…» — написал это не поэт, а советский ученый, академик Келлер.
Песчаные холмы вздуваются вокруг нас, волна за волной, и не видно им ни конца ни края. С одной из вершин открывается обширный такыр, который пересекает стадо сайгаков. Вокруг пусто и тихо. Ветер ослаб. Солнце припекает сильнее.
Мы идем по лесу. Странный это лес. Почти нет тени. Деревца саксаула чуть выше человеческого роста. Листочки у них тоненькие— нечто среднее между настоящим листом и колючкой. Разбросаны деревья на расстоянии нескольких метров одно от другого. А настоящие густые заросли подземные. Будто лес этот посадил какой-то сумасшедший садовник: деревья — корнями вверх. Цену саксаулу узнаешь, когда разводишь костер. Древесина у него твердая, топором рубить — сущее наказание, но ломать нетрудно. Горит он отменно, почти без дыма. Говорят, от саксаула жара больше, чем от бурого угля.
Мы подошли к лагерю. Карабкаемся на последний склон исступленно, как штурмующие крепость — на вражеский редут. Склон крут, тверд, глина осыпается. Но мы лезем, задыхаясь и не останавливаясь.
Вверху, на фоне быстро темнеющего неба, стоят наши товарищи. Они кричат нам— торжественная встреча. Не хватает только флажков и аплодисментов. Взметнулась в небо зеленая ракета, еще одна… Вот и салют.
Что ж, понять их можно. Маршрут наш долгий. Они вернулись раньше. Умылись. Переоделись. Очень хотят пообедать. Вообще они хорошие ребята…
Мы отдыхаем, укрывшись от ветра за холмом. Потоки пыли непрерывно текут мимо нас. Будто движется здесь бескрайняя река, и только островки торчат из этого потока.
Мы обследуем холм округлый, словно леденец, тщательно облизанный ребенком. Здесь свой лакомка — ветер.
Земля сухая, легко рассыпается в пыль. В основании холма обнажаются слои глины, а у вершины — ровные слои песка. Он осыпается по склонам, а глиняная пыль уносится ветром. Повсюду блестят-переливаются прозрачные и белые гипсовые пластины. Красота!
Об их происхождении мне уже и думать не хочется. Достаточно ломал голову. Иду в маршрут, вижу блестящий от гипса склон, а он так и дразнит: «Не отгадаешь, не отгадаешь!» И верно, я не владею дедуктивным методом Шерлока Холмса настолько, чтобы, глядя на пластину, всю в кристалликах и царапинках, восстановить ее прошлое.
Итак, поднимаюсь на холмик, стараясь не думать об этих непонятных гипсах. И вдруг замираю как вкопанный. Передо мной — разгадка. Это я понял сразу.
На вершине холмика песок и глина разбиты сетью трещин. Ничего особенного: в пустыне от сухости земля часто растрескивается. Но эти трещины были заполнены, как бы залиты гипсом. Гипс прочнее песка и глины. Ветер их выдувает, а гипсовые пластины остаются и стоят торчком. Высокие обламываются и сползают со склона.
Выходит, пластинки, которые лежат на склонах, когда-то образовались в земле и лишь потом очутились на поверхности. Как они родились в земле? Можно представить всего несколько вариантов.
Вода в пустыне, хотя и понемногу, выпадает на землю в виде дождя и снега. Не вся она, конечно, сразу испаряется. Часть ее просачивается в песок и глину, становясь подземной. А подземные воды, попадая в трещины, скапливаются в них. Отсюда уж они испаряются. На стенках трещин образуются тоненькие корочки гипса. С каждым годом они становятся толще и толще. Да и сами трещины растут вместе с ними.
Другой вариант. Водяная пыль содержит здесь сравнительно много растворимых солей. Увлажняющаяся поверхность трещин становится местом кристаллизации солей, выпадающих по существу прямо из воздуха. И наконец, третий вариант: вода, заключенная в порах песчано-глинистых пород, выступает на поверхность в трещинах, как бы выпотевает, и, испаряясь, оставляет в трещине кристаллики растворенных в ней солей. Этот вариант — гидрогеологический — показался мне наиболее правдоподобным. Хотя в природе, возможно, реализуются все три варианта… и даже четвертый возможен.