На суше и на море - 1985

Задрав передок, «Татра» ткнулась в заснеженный склон, завывая, медленно поползла вверх. Пять метров… десять… Есть!

Мулланур почувствовал, как радостно екнуло сердце, захлопнув за собой дверцу, нырнул в остуженную морозом кабину. Счастливо засмеялся и, круто развернув бульдозер, нацелился на заснеженный склон правого берега. Еще каких-то полкилометра, и все — зимник над порогами проложен. А пока что придется поработать Мамонтову, затаскивая по времянке машины на правый берег. Но и это уже победа — буровые будут работать!

Вот уже четвертый день, расчищая первопуток, Мулланур Газизуллин пробует на себе крепость ледяного покрова. И за все это время только один раз, над третьим по счету порогом, он едва не повернул бульдозер назад. Тогда, в какую-то долю секунды, он почувствовал, как начинает оседать лед, увидел, как из лунок взметнулись над рекой фонтаны воды, и уже вечером вспомнил, как что-то оборвалось внутри, и скорее подсознательно, чем разумом, он бросил машину вперед. Бульдозер взревел и, оставляя за собой расползающиеся трещины колющегося льда, выскочил из опасной зоны. Мулланур рукавицей обтер выступившую на лбу испарину, сбросил, газ. И, только проехав еще несколько метров, обернулся назад: выпиравшая из-подо льда тяжелая студеная вода широким темным блюдцем разливалась по вогнутой чаше реки, тут же схватываясь на морозе тонкой корочкой…

С берега, размахивая руками и показывая на сизый дымок, который стелился над палаткой бурильщиков, что-то кричал дед Никишка: видно, звал обедать. Мулланур помахал ему из кабины — подожди, мол, дай закончить — и, подцепив отвалом огромный снежный нанос, начал сдвигать его в сторону, оголяя белесый ледяной слой. И вдруг бульдозер качнуло, Газизуллин инстинктивно рванул на себя рычаг муфты левого поворота, до отказа выжал тормозную педаль…

Заглушая собой все звуки, раздался треск ломающегося льда, машина судорожно дернулась, качнулся правый берег, на какое-то мгновение перед глазами вырос снежный нанос, потом рваная кромка будто ножом срезанного льда, и прозрачная вода начала медленно подниматься по ветровому стеклу. Едва успев сообразить, что мощное течение реки могло снести бульдозер в сторону от провала, Мулланур метнулся к правой дверце, попытался открыть ее.

Подпираемая снаружи мощным напором воды, дверца не поддалась.

Лихорадочно забилось сердце, начал застилать глаза пот. А вода уже тонкими струйками била из-под днища бульдозера, заливая тесную кабинку. Мулланур с ногами забрался на сиденье, всей своей массой налег на дверцу. Уступив силе, она поддалась немного, в образовавшуюся щель ударила струя обжигающей воды, залив ему лицо, руки. Мулланур в бессилии опустился на потертые, замасленные подушки. «Неужели конец?» — жаркой волной ударил в голову страх.

Надо было что-то делать. Но что?

Газизуллин заставил себя успокоиться, собраться с мыслями. Невольно вспомнился тот разговор с Ефимовым.

Ефимов сидел за столом, на котором была разложена карта-километровка, и, подперев голову руками, изучал разрисованный синим и красным карандашами участок реки, на котором велись изыскательские работы. Спросил не поворачиваясь:

— Кого еще принесло?

— Я это. — Газизуллин еще раз у порога обстучал валенки, подошел к столу. — Поговорить надо, Михаил Алексеевич.

— Ну?

— Я только что с правого берега. Еще одна буровая встала. Надо прокладывать зимник.

Ефимов поднял голову, внимательно посмотрел на бульдозериста, сказал простуженным басом:

— Нет.

— Почему?

— Хочу, чтобы ты дожил до старости. — Он замолчал, потом добавил, как отрезал — Лед не выдержит.

— Ну что ж… — Мулланур нахлобучил шапку на голову и уже от двери сказал — Я буду выносить этот вопрос на партсобрание. А ждать еще — значит завалить все работы на правом берегу.

Когда Газизуллин ушел, Ефимов отложил карту в сторону, надолго задумался, потом поднялся из-за стола, натянул на себя колючий свитер, поплотнее запахнул полушубок и вышел из бревенчака. Пронизывающий ветер заставил поднять широкий воротник, спрятать руки в карманы.