На суше и на море

Рача не совсем понял про нефтяные вышки, но, не желая терять лица, переспрашивать не стал. Главное он уловил: высокий гость недолюбливал бледнозадых.

– Пожар в прерии – дело хорошее, – вежливо согласился Рача, возвращаясь к сути вопроса. – Но что мой храбрый брат делает на земле детей Маниту? В его земле перевелись буровые и он сменил равнину для охоты?

– Переведутся они, как же! – искренне возмутился бек. – Это дело долгое. Буровые еще жечь и жечь. Надо заботиться об экологии.

– Экология важна, – опять согласился Рача. – Но все-таки… Что мой горячий брат делает на земле апачей?

– Мой краснорылый брат заваривает чай, как опытный аксакал, – вспомнил о вежливости и отвесил дипломатичный комплимент Батыр, сам наливая себе чай в пиалу из кипящего на костре чайника.

– Орлиный Коготь отсыплет своему смуглому брату полный мешок заварки, – успокоил Рача бека. – Но моя хочет наконец знать, зачем ты сюда приперся, сын Смуглого Верблюда?

Батыр с достоинством допил пиалу, поставил на циновку и перевернул ее вверх дном.

– Твоя мала-мала ходи за мной, – вежливо пригласил он Рачу к повозке.

Вождь с достоинством последовал за беком, узрел спящего Илью и, недоумевая, вернулся к вигваму.

– И что? – поинтересовался Рача, наблюдая за тем, как наглый бек приступает ко второму чайнику.

– Мне было видение, – заговорщицким шепотом сообщил бек. – Мне явился Маниту и сказал, чтобы я нашел и привез в ближайший каньон Зилиуса. Там за ним явится крытый разукрашенным брезентом смерч и унесет нас в страну предков, на поля доброй охоты. Зилиуса я нашел. Тут у вас где поблизости каньон?

Рача перевел ошарашенный взгляд на Чагуку. Тот озабоченно потер ладонью затылок и напомнил шефу:

– Есть каньон, в миле отсюда. Мы там еще зо… кирпичи храним. Только смерчей там не бывает. Чагука знает.

– Замечательно, – улыбнулся бек, делая попытку встать. – Значит, мне с моим рабом и с Зилиусом нужно туда.

– Сидеть! – рявкнул Рача, но, пересилив гнев, делано улыбнулся. – Пей чай, смуглый брат мой. И скажи мне еще: я правильно понял: у тебя в повозке сам Зилиус?[30]

– Зилиус, – обреченно подтвердил бек. – Самый что ни на есть. Вон и раб мой, Олаф, подтвердит.

Олаф, обрадованный, что о нем все-таки вспомнили, закивал так, что голова его чуть не оторвалась. Но рта дисциплинированный викинг так и не раскрыл.

– У моего смуглого брата храбрость верблюда, но доверчивость ягненка, – обрадовал бека Рача. – Я позову шамана, и мы вместе посмотрим на Зилиуса. Если это он, то мы побыстрее проводим моего брата вместе с его рабом Олафом и повозкой к чертовой матери. То есть, пардон, туда, куда захочет мой брат.

– Проверяйте, – улыбнулся бек, устраиваясь на циновке поудобнее, наливая чай и подмигивая насторожившемуся Олафу.

– Но если Зилиус – не Зилиус, то мы вместе с моим смуглым братом пустим шкуру этого лжедуха на тамтамы. А раба Олафа и еще одного бледнозадого полосатого янки сожжем на костре. Мой брат доволен?

– Без проблем, – заверил Рачу бек. – Мой красноликий брат мудр, как скорпион. Зови шамана, брат мой.

Спешно разбуженный шаман явился пять минут спустя, злой и страдающий от похмелья.

– Ну, – мрачно и требовательно сказал он, присаживаясь на циновку.

Рача кратко посвятил его в курс дела.

– Брехня, – лаконично заметил шаман, напомнив беку своим проницательным умом и атеистическими взглядами его приятеля – отрядного священнослужителя Латына Игарковича. – Надо есть меньше мухоморов, смуглый наш брат. Сейчас я разбужу твоего Зилиуса, и мы вместе посмеемся над ним и твоими снами…

– Я бы не стал будить, – вкрадчиво заметил Батыр, пожимая плечами. – А смеяться не стал бы тем более… Ваше племя и так на грани вымирания. Но это дело ваше. Некто Понтий Пилат в таких случаях требовал таз с водой и умывал руки. Чистоплотный был и воды не жалел, однако.

В этот момент к Раче и шаману юркнул и, почтительно присев на корточки, начал что-то шептать молодой пронырливый индеец. До бека доносились лишь отдельные слова: «большой пожар», «зверюга в железной шкуре», «виски кончилось» и «конец питсдаунцам»…

Шаман, внимательно выслушав лазутчика, молча встал и пошел к повозке. Задержался он там недолго. Был момент, когда бек даже пожалел о выбранной тактике: шаман склонился над беспомощным Ильей, с сомнением вглядываясь в его безмятежную детскую улыбку. Но все обошлось: с наслаждением несколько раз вдохнув запах сивушного перегара, шаман вернулся к вождю явно обескураженный.

– Пардон, – встал с циновки Батыр, – одну минуту.

Он тоже сходил к повозке и вернулся к костру с бутылкой «Столичной».

– Вот, – поставил он презент на циновку. – От меня, то есть от Зилиуса. И это единственное, что удержит его в повозке, если он будет неосторожно разбужен.

Бек разлил водку по пиалам, крякнув, опустошил свою и выжидательно глянул на Рачу, шамана и Чагуку.

Первым решился шаман. Медленно, но с откровенным удовольствием он переместил содержимое пиалы в свой желудок и с достоинством занюхал рукавом.

– Вообще-то знамения были, – нерешительно заметил служитель культа. – Вчера разведчики видели в прерии восьминогих двухголовых койотов.