На суше и на море. Выпуск 1 (1960 г.)

Дел по горло, а сил в обрез. Уже к полудню на щеках у него красные пятна, под глазами мешки, пухнут пальцы, колет в боку. И, чувствуя, что силы иссякают, он торопливо обрывает посетителей, сердится на терпеливого секретаря.

Затем приходит жена — чернобровая, с усиками на верхней губе, такая пышная, что, кажется, платье вот-вот лопнет на ней. Жена ставит на стол тарелочку с манкой кашей и сердито кричит на секретаря:

— Довольно! Уберите бумажки! Митрофан Ильич устал…

— Но позвольте, уважаемая Раиса Романовна… — возражает секретарь.

Они громко спорят у изголовья больного — оба здоровые, цветущие, полные сил — и вежливо вырывают друг у друга папку с делами. Министр следит за ними усталыми глазами и переводит дыхание. Наконец, секретарь уступает. Он пятится к двери, прижимая к груди обеими руками дело, и говорит тоном человека, умывающего руки:

— Профессор Богоявленский вернулся из Москвы. Ждет внизу. Передать, чтобы приехал завтра?

— Ну, конечно, завтра, — решает жена.

Но больной уже набрался сил, чтобы приподняться на локте.

— Зовите профессора, товарищ Исламбеков. Я приму его сейчас…

Профессор Богоявленский руководил научной работой в министерстве. В юности он был плечистым богатырем, а сейчас стал сутуловатым сухим стариком с выпуклым лбом и загорелой лысиной. Годами профессор был старше министра, даже преподавал ему гидравлику лет двадцать назад и до сих пор в разговоре с бывшим учеником то и дело сбивался на лекцию.

Сегодня профессор привез хорошие известия. Москва утвердила проект Аму-Дарьинского канала. Из водных запасов великой реки республика сможет брать пять кубических километров в год. Богоявленский настаивал, чтобы дали по крайней мере девять кубических километров, но в Москве урезали проект. «Впрочем, — утешал себя профессор, — для начала нам хватит».

Он разложил карту на зеленом мохнатом одеяле больного. Вот здесь, недалеко от афганской границы, будет водозаборная плотина. Отсюда речная вода пойдет налево в Туркмению и направо в Узбекистан. Трасса пройдет здесь и здесь: тут пересечет пустыню, здесь обойдет предгорья. Старик Зеравшан, выпитый до последней капли полями и садами, получит помощь от Аму-Дарьи. Посевные площади вокруг Бухары и Самарканда будут увеличены вдвое. Если стройка начнется в будущем году, вероятно, лет за шесть можно будет закончить и плотину и канал.

Кивая головой, Рудаков смотрел поверх карты в окно. Сегодня опять среди белого дня проступили очертания гор. Подножие их было скрыто толщей равнинного воздуха, и морщинистые вершины, оторвавшись от земли, плыли по небосводу с развернутыми парусами ледников.

— А что делают в наших институтах? — спросил он.

Профессор с неудовольствием сложил карту. Ему хотелось без конца говорить о проекте, смаковать все подробности. Двадцать пять лет твердил он на всех перекрестках, что Зеравшану нужна вода из Аму-Дарьи. И вот, наконец, строительство разрешили…

— Что в институтах? — сказал он, пожимая плечами, — Алиев занят дождевальными установками, обещает экономить восемь процентов воды на каждом гектаре, Кравчук бурит колодцы, Львов опресняет солоноватые воды, Нигматулин ищет овощи с длинным корнем. Уважаемый Митрофан Ильич, через шесть лет, когда мы получим аму-дарьинскую воду, все наши проблемы будут решены разом.

Министр не ответил. Он все еще смотрел в окно. В ликующей синеве далекие горы таяли, как сахар в теплой воде.

— Отсюда видны горы, — сказал он неожиданно.

Глаза профессора раскрылись от недоумения, и на его лице появилась виноватая улыбка.

«Неловкий я человек, — подумал он, — говорю о том, что будет через шесть лет, а Митрофан Ильич и шести месяцев не протянет. Конечно, ему неприятно слушать».

Но Богоявленский недооценивал Рудакова и поэтому не угадал его мыслей.

«Профессор большой специалист, — думал министр, — в этом его сила и в этом его слабость. Он гидротехник и верит в каналы, а в дождевальные машины, в опреснение, в новые виды растений он не верит. Он слишком любит свой проект и не умеет признавать чужие. На его месте нужен человек с более широким кругозором. Но кто? Таких Богоявленских можно по пальцам пересчитать. В конце концов можно работать и с ним, только нужно держать его за руку и говорить: «Обрати внимание!» Иначе он пройдет мимо и не заметит, как сам Рудаков не замечал гор, пока не заболел».

— Вот, например, горы, — сказал он вслух, — у нас тридцать семь градусов в тени, а там льды. Вы, гидротехники, занимаетесь ледниками?

Профессор улыбнулся. Вопрос показался ему наивным.