На суше и на море. Выпуск 1 (1960 г.)

— Я считаю, что вы пытаетесь открыть то, чего, как хорошо известно любому археологу, да и вам в частности, не существует. Я не возражаю против того, что вы рискуете своей профессиональной репутацией и выставляете себя на посмешище, но я не хочу, чтобы ошибки одного археолога дискредитировали всю нашу науку в глазах общественного мнения.

Именно это и волновало больше всего Латтимера. Марта готовилась ему возразить, когда раздался свисток и резкий механический голос в рупоре выкрикнул:

— Время коктейля. Час до обеда. Коктейли в библиотеке, здание номер четыре.

Библиотека, служившая одновременно местом всех собраний, была переполнена. Большинство людей разместилось за длинным столом, накрытым листами прозрачного, похожего на стекло пластиката, который сняли со стен в одном из полуразрушенных зданий.

Марта налила себе стакан здешнего мартини и подошла к Селиму, сидящему в одиночестве в конце стола. Они заговорили о здании, которое только что закончили обследовать, а затем, как всегда, вернулись к воспоминаниям о раскопках на Земле. Селим копал в Малой Азии царство хеттов,[6] а Марта в Пакистане — хараппскую культуру.

Они допили до конца мартини — смесь спирта и ароматических веществ, получаемых из марсианских овощей, — и Селим взял стаканы, чтобы наполнить их снова.

— Знаете, Марта, — сказал он, когда вернулся. — Тони в одном был прав. Вы ставите на карту свою научную репутацию и положение. Думать, что язык, который так давно мертв, может быть дешифрован, противоречит всем археологическим правилам. Между всеми древними языками было какое-то связующее звено. Зная греческий,

Шампольон[7] мог прочесть египетские надписи, а при помощи египетских иероглифов изучен хеттский язык. Ни вы, ни ваши коллеги так и не смогли расшифровать иероглифы из Хараппы именно потому, что там не было преемственности. И если вы будете настаивать на том, что этот мертвый язык может быть изучен, это явно нанесет ущерб вашей репутации.

— Я слышала, как однажды полковник Пенроуз сказал, что офицер, который боится рисковать своей репутацией, вряд ли сохранит ее. Это вполне применимо и к нам. Если мы действительно хотим до чего-нибудь докопаться, приходится не бояться. Меня же гораздо больше интересует суть открытия, чем собственная репутация.

Она посмотрела туда, где рядом с Глорией Стэндиш сидел Тони Латтимер, что-то с жаром ей объяснявший. Глория медленно потягивала из стакана густую жидкость и внимательно его слушала. Она была основным претендентом на звание «Мисс Марс» 1996 года, если в моде будут пышногрудые, крупные блондинки. Что касается Тони, то его внимание к ней не ослабело бы, будь она даже похожей на злую колдунью из детской сказки. Причина заключалась в том, что Глория была комментатором федеральной Телевизионной системы при экспедиции.

— Да, я знаю, что это так, — сказал Селим, — и именно поэтому, когда меня просили назвать кандидатуру второго археолога, я назвал вас.

Кандидатура Тони Латтимера выдвинута университетом, в котором он работал. Очевидно, для этого было много всяких причин. Марта хотела бы знать всю историю дела. Она сама всегда стремилась быть в стороне от университетов с их путаной, сложной политикой. Ее раскопки финансировались обычно неакадемическими учреждениями, чаще всего музеями изобразительных искусств.

— У вас прекрасное положение, Марта, гораздо лучше, чем было у меня в ваши годы. Вы многого добились. И поэтому я всегда волнуюсь, когда вижу, как вы ставите все на карту из-за упорства, с которым пытаетесь доказать, что марсианские надписи можно прочесть. Но я не вижу, каким образом вы собираетесь это сделать.

Марта пожала плечами, допила остатки коктейля и закурила. Она вдруг почувствовала, что ей смертельно надоели разговоры о том, что она лишь смутно ощущала.

— Пока не знаю, как, но я сделаю это. Может быть, мне удастся найти что-нибудь вроде книжки с картинками, о которой говорила Сахико, детский учебник. Наверняка у них было что-то в этом роде. Ну, а если не книжку, то что-нибудь другое. Мы ведь здесь только шесть месяцев. Я могу ждать весь остаток жизни, если понадобиться, но когда-нибудь я все же найду разгадку.

— А я не могу так долго ждать, — сказал Селим. — Остаток моей жизни исчисляется всего несколькими годами, и когда «Скиапарелли» ляжет на орбиту, я вернусь на борту «Сирано» на Землю.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы уезжали. Ведь перед нами целый неизведанный археологический мир. На самом деле, Селим.