На свободе

— А вот это уже неправда, сэр. — Я повернулся к нему. — Вижу, вы много обо мне знаете. Я же о вас не знаю ничего.

— Я доктор Майлз Раднер. На корабле нет судового врача. Вам, должно быть, об этом известно.

Я пожал плечами:

— Я не болел.

— Я единственный врач на борту, — вполголоса продолжал доктор Раднер. — На пассажирских судах часто служат судовые врачи, вот только найти подходящего нелегко.

Казалось, он не ждал от меня ответа.

— Женатый врач едва ли согласится надолго оставить семью. Кроме того, случись что, судовой врач не может отправить пациента в больницу. И пациенты на корабле часто умирают — не из-за того что врач не справился со своим делом, а потому что на борту нельзя оказать необходимую помощь.

— И наш погибший… — я не договорил.

— Нет. Когда меня пригласили осмотреть Боуэна, он был уже мертв. Но я бы не смог его спасти, будь он даже жив. Ему перегрызли горло и повредили позвоночник. Так убивают львы и леопарды. И рыси.

— Вы хорошо в этом разбираетесь, — заметил я.

— Благодарю вас. Четыре года назад я осматривал туземца, на которого напал леопард. Мне приходилось видеть детей, которых тоже загрыз леопард. Растерзал и сожрал. Волки и собаки нападают спереди. А большие кошки — сзади.

Я не стал отворачиваться к морю, но промолчал.

— Это ваше первое путешествие в Африку? Простите, если лезу не в свое дело, — спросил меня доктор.

— Да. Но я прожил там два года.

— Вы богаты, а я нет. Зато я двадцать с лишним лет копил деньги, чтобы осуществить мечту и поохотиться в африканской саванне.

— Надеюсь, вам понравилось.

— Понравилось, хотя охотился я недолго. И почти ничего не подстрелил. Но увидеть Африку мне хотелось не меньше, чем поохотиться. К тому же в каждой деревне есть больные. Так мне, во всяком случае, показалось. И я не мог пройти мимо.

— Вы ведь дали клятву, — кивнул я.

Доктор Раднер покачал головой.

— Дело не в этом. Я делал, что мог, и часто мне удавалось помочь. Переломы, зараженные раны…

— Трофеев не добыли?

— Ничего достойного занесения в Книгу рекордов. Однажды Дэн Хардвуд подбросил мне новую идею. Дэн — мой друг, профессиональный охотник, он очень мне помог. Чертовски трудно найти животных, убив которых, можно побить чужой рекорд. Профессиональный охотник за всю жизнь встречает не больше дюжины таких. Но Дэн услышал по радио то, что могло меня заинтересовать. Мне еще не приходилось охотиться на леопарда, а в Сарабане тогда заметили леопарда-людоеда. Может, он и не годится для рекорда, но зверь очень большой, сказал Дэн.

Вы понимаете, что я почувствовал, услышав эти слова. В темноте доктор едва ли мог различить выражение моего лица, и я всем сердцем надеялся, что он ничего не заметит.

— Чтобы стать известным охотником, не обязательно ставить рекорды. Достаточно убить людоеда, и о тебе заговорят все журналисты, пишущие об охоте. Твое имя попадет в дюжину книг и будет появляться на страницах газет и журналов и через сто лет после твоей смерти. Я сказал Дэну, что мне это интересно и я готов сделать все, что от меня потребуется.

— Мне тоже очень интересно, но я, пожалуй, пойду. Жена будет волноваться, — сказал я.

Из-под черных усов доктора на мгновение показались зубы.

— Дальше будет еще интереснее. И мне, и, полагаю, вам. Советую остаться и послушать.

Я остался.

— Мы договорились с пилотом и организовали перелет. Неподалеку от Сарабана, во Французском Судане, есть вытоптанное пастбище, где можно приземлиться. Мы наняли гида и пару носильщиков и пришли на плантацию, принадлежавшую иммигранту по имени Джозеф Гехт. Я слышал, он погиб. Вы его знали?

Я пожал плечами:

— Встречал как-то.

— Значит, вы не были друзьями?

Я покачал головой.

— Он выращивал сахарный тростник, кофе и тому подобное, а продавал все это ниже по течению реки. В тех местах его плантация была единственным островком цивилизации. Жену его я тоже видел, хотя он и не выпускал ее из клетки. Помню, я прикурил ей сигарету. Она поблагодарила меня. Мне показалось, что муж не давал ей спичек.

Доктор Раднер вынул сигарету из блестящего портсигара и прикурил от встроенной в крышку зажигалки. Предложил мне, но я отказался.

— Ее звали Марта, и хотя она была не из наших, но по-английски говорила вполне сносно. Мы уехали, с тех пор я ее не видел. И уж точно не ожидал увидеть ее здесь, на корабле.

— Леопарда-то пристрелили? — спросил я.

— Знаете, некоторое время я сомневался, был ли это вообще леопард. Вы слышали о людях-леопардах?

Я сказал, что нет, но это весьма интересно.

— Это что-то вроде ложи. — Его зубы снова показались из-под усов. — Как у масонов. Я и сам масон.

Позади стояли шезлонги, и, пока он говорил, я заметил что-то, бесшумно двигавшееся между ними — животное, а может быть, ребенка.

— Я слышал, многие из них колдуны. И разбойничают по ночам, надев леопардовые шкуры, чтобы люди принимали их за леопардов. Вам случалось пользоваться кастетом?

— Нет, — сказал я, — но я знаю, как он выглядит.