На Свободе . Беседы у микрофона. 1972-1979

Нет, даже самый неразвитый человеческий мозг не до такой степени темен, чтобы абсолютнооправдывать сталинские ужасы словами «так надо». Просто это «так надо для великой цели» играет роль удобной успокоительной пилюли. Сознание кричит, и совесть — даже у тех, кто, казалось бы, ее совсем лишен, — подспудно мучает, тут в какой-то мере помогает успокоительная пилюлька. Гаркнуть на совесть: «Так надо — ради нашей великой цели», — совесть вроде бы и притихла.

Нет, я отвергаю объяснение типа: «Мы видели, но считали, что так надо, — и потому верили и поклонялись Сталину». В таком объяснении есть принципиальная внутренняя ложь. Это вообще не объяснение, а отговорки! Взамен же нужно сформулировать что-то другое, абсолютно честное. Что?

Я чувствую, однако, что от местоимения «мы» мне нужно вернуться все же к местоимению «я». Я должен очень точно вспомнить свое состояние тогда, в двадцать лет. По частям. Первое: «Я видел ужасы сталинизма». Второе: «Я не считал, что так надо». Третье: «Я несколько лет был искренним поклонником Сталина». Да еще в какие годы — самые последние годы жизни Сталина, когда уже он совершил все, что совершил… И, вы знаете, я не уверен, что в этом странном противоречии «видел — не считал, что так надо, — и поклонялся», — не уверен, что в этом противоречии смогу до конца разобраться. Однако попробую. Но — уже в следующей беседе. Сейчас так, на знаке вопроса, и закончу.

11 февраля 1977 г.

Многолетний сон

Беседа 4

Да, вот уже моя четвертая беседа на одну и ту же тему: почему было такое массовое поклонение Сталину в свое время, а однозначного ответа я все не вижу.

Я отбросил категории тех людей, кто боготворил Сталина по детской наивности, кто просто не знал ровно ничего о сталинских преступлениях или категорически не верил сведениям о них, но к таким я отнесу лишь очень юных да еще восторженных идеалистов за рубежом. Я отбросил также двуличных, циников, преклонение которых было фальшивым. Загадкой для меня является та — и наиболее обширная — категория, которая боготворила Сталина искренне,хотя, живя в стране в условиях сталинского террора, не могла не видеть,что творится. В предыдущей беседе я пытался доказать несостоятельность оправдания такого типа: «Да, признаём, мы видели,но мы думали, мы верили, что иначе нельзя, что так надо».Это не оправдание, это хитрая, успокоительная и неискренняя пилюля, чтоб совесть успокоить. Все было хуже, все было сложнее — я утверждаю это, в конце концов, как очевидец и в течение нескольких лет сам участник этой фантасмагорической комедии.

В прошлых беседах я говорил, как много ужаса, как много беды, вызванной сталинским правлением, довелось мне лично видеть — ребенку, мальчонке, подростку, юноше, самому обыкновенному, простому, типичному. Так что о том, какие ужасы творятся при Сталине в окружающей жизни, я, как и всякий другой советский человек, знал.Тем не менее, когда мне исполнилось двадцать лет, я вдруг почувствовал восторженное преклонение перед Сталиным — «гением всех времен и народов». Я читал его труды — они казались мне гениально мудрыми. Тогда вовсю гремели так называемые «сталинские стройки коммунизма» — Волго-Дон, Сталинградская ГЭС, Каховская ГЭС, каналы, лесополосы. Я дрожал от восторга, читая о земснарядах и экскаваторах, и не выдержал и поехал на строительство Каховской ГЭС, работал там и думал, что нахожусь в центре всемирно-исторических событий…

Но довольно быстро это наваждение прошло. И после, все годы вплоть до сегодняшнего дня, я рассматривал Сталина не иначе, как личность преступную. Однако почему былото наваждение?

Старательно вспоминаю тогдашнее свое состояние. Скажи мне лично товарищ Сталин: «Иди и закрой грудью амбразуру» — пошел бы, не колеблясь ни секунды. Спросили бы меня: «Правильно ли все, что сделал Сталин?» — ответил бы: абсолютно правильно, правильнее быть не может. Ну, а голод 33-го года, а год 37-й и все ужасы всех сталинских лет? Концлагеря, зэка, НКВД и так далее, и так далее?..

А вы знаете что?.. Это все для меня как бы перестало существовать. Я его как бы не помнил. То есть как не помнить? В памяти это было, но — как бы отправленное в архив, упакованное, перевязанное, ненужное — туда его, в дальний пыльный угол. Сознание просто не хотело, чтобы это было. Та часть сознания, которая любила Сталина, как бы приказала: «Спи!» — другой части сознания, владевшей фактамио сталинских ужасах. И та заснула. И спала как загипнотизированная несколько лет.