На свободное место

Кстати, теперь можно более или менее точно установить момент кражи. Софья Семеновна гуляет с внуками первый раз с половины десятого до половины двенадцатого. Инна Борисовна и ее супруг уходят на работу в половине девятого. А Леха сел к Володе в такси уже после кражи, около двух часов дня, заехав предварительно на дачу и отвезя туда краденые вещи. Следовательно, кража могла произойти либо с половины девятого до половины десятого, либо с половины двенадцатого до половины первого, с учетом того, что Лехе надо было время отвезти вещи и очутиться у Белорусского вокзала.

И все-таки — пятая машина. Она не дает мне покоя. Кто мог бы ее видеть, если, допустим, она стояла не во дворе, а здесь, в переулке?

Я останавливаюсь и внимательно оглядываюсь по сторонам. Но переулок пуст. Редкие прохожие не в счет, как и редкие машины, проезжающие мимо. Впрочем, это сейчас, в середине дня. Ну что ж, завтра я приду сюда в половине девятого, тогда посмотрим.

Так размышляя, я выхожу из переулка на шумную, бойкую, кривую улицу со старой, невысокой застройкой и бесчисленными магазинчиками, мастерскими, ателье. Через несколько шагов я натыкаюсь на небольшую закусочную с величественным названием «Памир». Такое название! Я не могу устоять перед искушением и захожу, тем более что изрядно продрог и время как-никак самое обеденное.

В закусочной людно, шумно, накурено, но зато тепло. С трудом отыскиваю свободное место. Никому тут нет до меня дела, я полностью предоставлен самому себе. Особое одиночество в большом городе, когда весь оглушительный шумовой фон вокруг воспринимается как защита, укрытие, нечто вроде спасительной тишины леса, как это ни парадоксально. Но я, по привычке, незаметно и внимательно оглядываю сидящих вокруг людей. Никто не привлекает внимания, глазам решительно не за что зацепиться. И какая-то вечно натянутая, тревожная струна внутри меня на время успокаивается.

Равнодушная толстая женщина в несвежем переднике небрежно сует мне мятый, в жирных пятнах листок с коротким меню.

— Будете выбирать? — спрашивает она, готовясь уйти.

— Нет, нет, — торопливо отвечаю я. — Дайте вот это и это.

Я тыкаю пальцем в первые попавшиеся строчки.

— Этого нет.

— Ну, тогда — что есть.

— Так бы сразу и сказали.

Она исчезает. Я обречен на долгое и тоскливое ожидание.

Всегда есть, слава богу, над чем поломать голову, к чему приглядеться. За соседним столиком, к примеру, идет азартный разговор. Там вплотную уселось человек шесть или семь и, отчаянно дымя, стараются перекричать друг друга. Перед ними пивные кружки, но под столом я различаю и бутылки. Да не так уж старательно их и прячут.

— …А я им говорю: «Фраера, не там ищете». И чуть не носом их сую, веришь? — наконец завладевает вниманием остальных небритый, нагловатый человек лет сорока, всклокоченный, в мятом пиджаке и расстегнутой у ворота рубашке.

— Куда же ты их суешь-то? — спрашивает кто-то.

— Дык в сарай. Где, значит, труп лежит. А один мне говорит: «Ты, грит, выпивший. Давай отсюда». — «То есть как, говорю, давай? Сейчас, говорю, все пьют, кроме совы, и то потому, что она днем спит, а ночью магазины закрыты».

Приятели закатываются смехом.

— А дальше чего было?

— А дальше, — самодовольно продолжает рассказчик, — я, значит, замок с сарая сбил, все внутрь вошли. Куда деться? Сами все увидели. И началось: «Спасибо вам, Василий Прокофьевич», «Что бы мы без вас делали, Василий Прокофьевич», «К награде мы вас, Василий Прокофьевич». Хвостом метут и руку жмут. Век бы они его без меня искали и не нашли.

— И кто же такой?

— Ну-у… Большой человек. Убит при исполнении, можно сказать…

— А Розка моя говорила, артист какой-то. Раздели его во дворе и зарезали. Темень у нас по вечерам, говорят, жуть.

— А ты сам-то что, не видел?

— У него к вечеру глаза уже водкой залиты, — хохочет кто-то.

— Не, Розка знает. Она, значит, вышла меня искать…

— Да иди ты со своей Розкой. Что ж тебе-то, Вась, дадут, сказали?

— Леший их знает. Орден, конечное дело, не дадут. Это они только самим себе дают, по блату, — небрежно отвечает всклокоченный Васька. — Ну, может, грамоту. Они же без меня никак, понял? А ну еще кого хлопнут? Опять ко мне прибегут. Вон наш участковый, Егор Иванович. Строг, стервец. У-у… Мне завсегда говорит: «Вася, ты моя опора. Без тебя, Вася, я никуда».

— Ха! Нашел опору! — насмешливо восклицает кто-то из сидящих за столом.

— Он что у вас, на две ноги хромает и на башку тоже?

Начинается перебранка.

А мне приносят наконец жиденький холодный харчо.