- Уметь надо, - туманно замечает Окаемов.
Больше ему сказать нечего. Ни о каких других делах Семанского он, видимо, сведений не имеет. А дела-то были, иначе чего бы это ему в Москву шастать.
- Выходит, у вас с горизонта исчез, а у нас вынырнул, - усмехаюсь я. Дал, представьте, подвод под квартиру одного покойного академика. И ее обчистили. Довольно квалифицированно. Картины, антиквариат.
- А за что же его, к примеру, ухлопали? - все тем же снисходительным тоном интересуется Окаемов. - Располагаете сведениями?
Он присаживается на уголок стола, за которым сидит Давуд, и, изящно отставив в сторону мизинец, покуривает свою длинную сигарету.
- Скорей всего, чего-то не поделили, - отвечаю я.
Окаемов усмехается.
- С грубиянами работать начал. Элементарно.
- Бывали у вас в практике такие случаи? - интересуюсь я.
- Пожалуй, что нет.
- А вот у меня бывали, - вздыхаю я. - С вашим, кстати, контингентом.
И вспоминаю одну свою малоприятную командировку в Одессу. Потом спрашиваю:
- А семья у Семанского была?
- С сестрой жил. Большой дом у них здесь. Летом отдыхающих пускают. Никаким заработком не брезговал.
- Да, - киваю я. - Знакомые из Москвы жили. Сестра одного художника.
- Во-во. Он их мазней интересовался, - подтверждает Окаемов.
- Ну хорошо, - говорю я. - Теперь перейдем к Ермаковым. Кто из трех у вас на особой заметке?
- Да у всех у них рыльце в пушку, только копни. Это же элементарно, чтоб вы знали, - насмешливо отвечает Окаемов, болтая ногой.
- Но нам требуется только один.
Я рассказываю, при каких обстоятельствах мы вышли на эту фамилию. Давуду все это знакомо, но он и второй раз слушает внимательно, хмуря густые брови, и его бронзовое, костистое лицо становится сосредоточенным и суровым. Окаемов же всем своим видом демонстрирует насмешливую снисходительность. Он как бы говорит: "Ну, что ваши пустяшные дела стоят по сравнению с моими, наиважнейшими делами..." Паршивая и неумная это манера.
Когда я кончаю рассказывать, Окаемов, усмехаясь, замечает:
- Чтоб вы знали, у серьезного дельца ваша клиентура может состоять только на побегушках, на подхвате. Это, знаете, элементарно. Мы такие мелкие связи иной раз даже не фиксируем.
- Вы имеете в виду и этих Ермаковых, всех троих? - уточняю я, стараясь игнорировать его неприятный тон.
- В том числе и их.
- Выходит, кого из них имел в виду Чума, установить сейчас невозможно?
- Вот именно, - подтверждает Окаемов.
- А характеристику этой троицы вы дать можете?
- Кое-что могу сообщить, пожалуйста.
Окаемов, щелкнув замочком, раскрывает свою красивую папку, пристроив ее на одном колене, и достает скрепленные между собой листки. Затем он кладет папку рядом с собой на стол, по-прежнему сидя боком на уголке, проглядывает бумаги и говорит:
- Так вот. Ермаков первый. Зовут Гелий Станиславович. Директор магазина готового платья. У магазина три филиала - на рынке, у вокзала и на набережной. На рынке - второй Ермаков торгует, Василий Прокофьевич. Они будут, следовательно, двоюродные братья. Это элементарно. Так?
- Возможно.
- Что возможно? - не поняв, переспрашивает Окаемов.
- Что это элементарно, - поясняю я.
Он не чувствует в моих словах иронии.
- Ну, а третий Ермаков, - продолжает Окаемов, заглядывая в бумаги, это будет Иван Спиридонович, директор плодоовощной базы. Между нами говоря, тоже жулик. Ох, у него возможностей, чтоб вы знали.
- А почему "между нами говоря"?
- Еще не доказано. Но сигналы солидные. Вот такая картина Айвазовского получается. Кругом вода.
Окаемов поворачивается к своей папке, аккуратно вкладывает бумаги и победно щелкает металлическим замочком.
- А на братьев Ермаковых у вас тоже сигналы есть? - спрашиваю я.
- Прямых, конечно, нет, - уклончиво отвечает Окаемов, из чего можно заключить, что вообще никаких сигналов на этих людей у него не имеется.
На этом наше первое совещание заканчивается, я благодарю Окаемова, и он уходит с таким видом, словно одарил нас богатством на всю жизнь, но благодарности не требует. Скромная гордость написана на его круглом лице. Эх, легко живется самонадеянным людям. Быть всегда довольным и гордым собой - экое счастье, наверное. Порой такие люди своей убежденностью в собственных талантах заставляют верить в это и окружающих и делают карьеру. Вы не замечали? Не дай бог, например, пойдет вверх такой вот Окаемов.
После обеда мы с Давудом отправляемся в город.
- Покажи мне топографию, - говорю я ему. - И, по возможности, всех действующих лиц. Включая Хромого, конечно.