- А потому, что эта дача академика Брюханова.
- Чья?!
Мы все на секунду даже немеем от изумления.
- Академика Брюханова, - торжественно повторяет Паша, теряя даже на момент свою обычную суровую сдержанность.
- Вот это финт, - наконец говорю я. - Интересно, чья голова это придумала.
- Скорей всего, Гаврилов, - отвечает Паша. - Он и не такое придумает.
- Как знать, - говорю я. - Там и похитрее твоего Гаврилова головы есть. Один этот Лев Игнатьевич небось кое-чего стоит. Да и Чума тоже.
- Гаврилов, мне кажется, другое дело, - качает головой Кузьмич, выкладывая по росту карандаши и не отрывая от них глаз. - Это мастер, специалист. Он небось и убийство Семанского не одобрил. Учесть это надо будет.
- Но все добро они на даче не спрячут, - говорю я. - Тот же Лев Игнатьевич не разрешит. По разным местам небось рассовали. Думается мне, что, в лучшем случае, эти двое, Гаврилов и Шершень, свою долю там спрятали, на даче этой.
- Как они про нее вообще узнали, интересно, - замечает Валя. - И как туда проникли.
Ему объясняют, кто такой Гаврилов и что для него вообще никаких запоров не существует. Ну, а про дачу им сказал, конечно, Олег, кто же еще? Выпил и сказал. Тут у нас даже сомнений нет.
- Он им и про квартиру отца мог рассказать, - говорю я. - И про вещи всякие, про картины, из-за которых с сестрой судился. Кстати, на это, видимо, жена его подбила, а?
- Она. Кобра, - подтверждает Витя. - Весь институт знает.
- Про нее говорят, что пьяница, проститутка, - снова повторяю я.
- Не слыхал, - Витя качает головой. - Баба собранная, волевая. И, между прочим, неплохой лаборант. А с виду худа как жердь, черна как уголь, а нос... как у Гоголя.
Все невольно улыбаются.
- Ну, ты художник, Витя, - говорю я. - Такой портрет.
- Так вот, - вмешивается Кузьмич, отрываясь от своих карандашей и решительно смешивая их, словно кончая игру. - Брать сейчас Гаврилова и Шершня нельзя, их надо, милые мои, брать с поличным, не иначе. А вот смотреть за ними надо неотступно.
- Смотрим, - кивает Паша. - Так вам с рук на руки и передадим.
- Это раз, - подолжает Кузьмич. - Второе - дача. За ней, я полагаю, отдельно придется смотреть. Туда ведь может и кто другой пожаловать. Как полагаете?
Он оглядывает нас.
- Только Лев Игнатьевич, - откликаюсь я. - Если он об этом номере их знает, конечно. А больше некому. Леха в бегах, Чума у нас. Но я думаю, Федор Кузьмич, дачу эту надо осмотреть пока самим.
Кузьмич не возражает.
- Только без нарушения обстановки, - говорит он и продолжает: - Теперь - третье. С этим Олегом надо побеседовать. По факту кражи из квартиры отца. Вполне это естественно, даже если и нет у нас против него никаких подозрений.
- И с супругой его надо встретиться, - добавляю я. - И тоже это никаких подозрений вызвать не может с их стороны. Как ее, кстати, зовут?
- Галина Осиповна, - сообщает Витя. - Фамилия Голованова, по первому мужу.
- Так вот, - заключает Кузьмич, - дачу мы берем под наблюдение немедленно. А завтра...
- Завтра воскресенье, Федор Кузьмич, - деликатно напоминаю я.
- М-да... - осекается он и, досадливо потерев ладонью ежик волос на затылке, продолжает уже спокойно: - Тогда, значит, в понедельник утром приглашаем этого Олега сюда, беседуем, как полагается, и сразу едем вместе с ним на дачу. Под самым пустяковым предлогом. Ну, и осмотрим, что там и как. Если, конечно, до этого туда никто не заявится.
- А если все же завтра кто-нибудь да заявится? - осторожно спрашиваю я.
- Придется немедленно брать, - пожимает плечами Кузьмич. - А как же? В чужую дачу залезли. Есть, так сказать, полное основание задержать. Ну, и сразу, конечно, летите туда. Поэтому чтоб дежурный завтра каждую минуту знал, где вы находитесь.
Это уже относится ко мне и к Вале.
- Да-а... - вздыхаю я. - Плакали наши лыжи со Светкой.
- Светлана твоя человек сознательный, - говорит Кузьмич. - И нашу работу знает.
Я замечаю, как Валя тоже вздыхает, но молча. Тоже, наверное, какое-то свидание намечалось. Я за Валей кое-что в последнее время стал замечать, некие подозрительные и знакомые мне признаки, так сказать.
На этом совещание наше заканчивается, и Кузьмич отпускает нас на заслуженный отдых.