На свободу с чистой совестью

Генка, не глядя, принял в ладонь пластинку, слегка ткнул Велли кулаком в плечо. Они помолчали немного, потом обменялись крепким, коротким рукопожатием и с нарочитой легкой ленцой в движениях, как и положено старым сидельцам, побрели к своему бараку…

V

P.S.

Геннадий Антиохов неторопливо шел по упругому светлому пенобетону давно знакомой, но представшей в совершенно ином, не узнаваемом облике улицы, поглядывая исподлобья на красивые, пестрые фасады высотных домов, сверкающих изомерным стеклом и даже дефицитным металлом. Под ясным голубым небом родной планеты, под легким, теплым, кондиционированным ветерком с добавлением тонизирующих ароматов различных цветов идти по этой улице было уютно, безопасно и комфортабельно. Здесь, буквально через каждый шаг, Геннадию на глаза попадались разноцветные торговые автоматы, наполненные пирожками, бутербродами, жареной картошкой, сладостями, легкими ароматическими сигаретами, минерализированной и витаминизированной водой в веселых пластиковых упаковках… то и дело обгоняя его, спешили по своим, наверное, важным делам веселые, беззаботные люди, изредка с затаенным любопытством поглядывая на смуглое, изборожденное легкими морщинами и будто выдубленное морозом, ветром и солнцем лицо Антиохова, такое непривычное, нестандартное, не вписывающееся в местный колорит.

Не обращая внимания на любопытствующие взгляды, Генка шел и шел себе, будто бы в никуда, никем и ничем не подгоняемый, не торопящийся, без опаски поглядывающий по сторонам. Несмотря на огромное желание, он не спешил подходить к автоматам, чтобы вытащить из них очередной пончик или сосиску в тесте, флакончик минералки или пачку малодымных сигарет с исчезающим пеплом. Что-то мешало Антиохову чувствовать себя своим в этом городе, среди тех людей, рядом с которыми он вырос и повзрослел, хотя – нет! – повзрослел-то он как раз уже не здесь…

Неожиданно среди заново привычной, знакомой толпы горожан Геннадий увидел нолса. Редкий гость на этой планете шел ему навстречу, неторопливый, основательный, стараясь не вертеть в любопытстве головой по сторонам. И будто что-то кольнуло под сердцем… конечно, это был не Велли, его Антиохов узнал бы из миллиона соплеменников, но… как-то сами собой встали у него перед глазами массивные створки тяжелых лагерных ворот, излаженные из широкой лиственничной доски, больше похожие на защиту средневекового острога в лесной чащобе, чем на вход в места заключения, и облезлые выцветшие под солнцем и дождем, дважды в год обновляемые свинцовым суриком простые слова «На свободу – с чистой совестью!», и будто наяву, зазвучали чуть гнусавые, негромкие слова:

А мы теперь намного дальше края света,

И даже волки, нас обходят за версту,

Нет на вопросы подходящего ответа,

А ты тверди, когда совсем невмоготу.

А ну-ка парень подними повыше ворот,

Подними повыше ворот и держись,

Чёрный ворон, чёрный ворон, чёрный ворон,

Переехал мою маленькую жизнь.

Чёрный ворон, чёрный ворон, чёрный ворон,

Переехал мою маленькую жизнь.