На своей стороне

– Вот вы сами и ответили на свой вопрос. А если не получится, ни штурмовики, ни военные, ни лапуасцы, ни промышленные бонзы, ни политики ни при чем. Всех собак навесят на русского коммуниста. Далее, в зависимости от сценария, его предадут суду здесь, дадут возможность бежать из страны или… У нас громадные лесные просторы, где запросто может затеряться любой человек.

– Мудрено как-то получается.

– Не мудренее, чем похищение Стольберга. Организаторы на свободе, а один из соучастников, как я помню, его звали Варома, умер в тюрьме.

– Полагаете, что русский нужен военной разведке для подобных мероприятий? Не думаю, что Маннергейму, который возглавляет Совет обороны, эти идеи придутся по душе.

– Маннергейм – человек мудрый, но вы же понимаете, что за всем не уследишь, к тому же он отсутствовал некоторое время. В Генштабе, в военной разведке далеко не все рады возвращению старика. Но, соглашусь, все может обстоять иначе, и у них просто появился русский перебежчик. Однако военную разведку надо немного…

– Причесать?

– Да, держать в тонусе.

– Русский в этом случае не причина, а повод?

– Возможно, – не совсем уверенно сказал Эско. – Мы хотим самостоятельно выследить и изобличить русского, получить от него признательные показания, а там посмотрим, что он скажет. Или это будет наш совместный с Меландером трофей. В любом случае, нам важно, чтобы все в Финляндии понимали, в том числе и военная разведка, что ЦСП знает все и может все – и никаких маршей, похищений и прочих фокусов, пусть даже через третьи руки.

– Эско, вы говорите как будто собственник Финляндии, а русский вам нужен для того, чтобы утереть нос военным.

– Нет, Финляндия – мой дом. Мы не для того потеряли уйму народа в Гражданскую войну, чтобы какие-то проходимцы и фанатики устраивали тут Третий рейх или Третий интернационал. У нас лес и демократия.

– И русский перебежчик… – добавил Пауль.

***

Эйнари уже немного свыкся с ролью сотрудника военной разведки. В целях конфиденциальности он теперь реже появлялся в здании Управления военной разведки. Меландер «организовал» ему небольшой домик в пригороде Хельсинки, где Хейкконен жил вместе с женой и сыном. Три сотрудника службы военной разведки, прикомандированные из Оулу, по очереди вели наблюдение за домиком, сменяя друг друга. О том, что Эйнари прибыл из России, они, разумеется, не знали. Для самого Хейкконена это было как бы инкубационным периодом. Пока ему и его близким запрещалось покидать свое жилище. Все необходимое им доставляли сотрудники военной разведки.

В ходе одной из бесед Арво сообщил, что в ближайшее время, правда, не уточнил, в какое, Эйнари и членам его семьи разрешат свободно передвигаться по Хельсинки. Анна-Мария, скорее всего, будет домохозяйкой, а сына определят в гимназию. Последний вопрос несколько раз обсуждался. Константин учился в Карелии и на русском, и на финском. Сначала его хотели определить в русскую гимназию, однако быстро сообразили, что это привлечет внимание, поэтому Арво уже хлопотал, чтобы Константина приняли в одну из городских школ. По легенде он – сын провинциалов-карел, прибывших в Хельсинки в поисках работы. Конечно, понадобится время, чтобы влиться в новый школьный коллектив, но особых вопросов происхождение Константина Хейкконена вызывать не должно.

Постепенно Эйнари зарабатывал кредит доверия. Жизнь на новом месте, пусть даже в такой вот ограниченной форме, налаживалась. Это куда лучше, чем отправиться на строительство Беломорско-Балтийского канала, в Карагандинский лагерь или на Колыму, не говоря уже о расстреле.

Анна, Костик, да и сам Эйнари не без удовольствия отмечали, что новый домик им очень нравился, намного больше, чем тесная квартирка в Петрозаводске. А гастрономическое изобилие вообще не поддавалось никакому сравнению. За время, которое они находились в Финляндии, Эйнари и Анна уже начинали привыкать пить кофе каждый день, что в их советской жизни было просто немыслимо.

Когда они прибыли в Финляндию, Эйнари сдерживал себя как мог – уж очень он хотел отправиться в родные места, в Терво, в провинцию Северное Саво, и отыскать близких. Живы ли они еще там, Эйнари не знал. Он понимал, что вряд ли сейчас возможна поездка, разве что инкогнито, но все же обратился к Арво с просьбой навести справки о родных.

Для себя Эйнари уже решил, что рано или поздно все-таки появится в Терво. Хотелось вновь обрести Родину. Каждый раз, когда Хейкконен представлял момент своего возвращения, его охватывало волнение. Воспоминания о детстве и юности щемили сердце. Неужели он сможет обнять отца, мать, сестру? Если встреча состоится, это будет сродни воскрешению. Они простились в феврале 1918 года…

За все время жизни в СССР Эйнари искренне скучал по Родине, но круговорот событий Гражданской войны, борьба с контрреволюцией и решение элементарных вопросов выживания оставляли мало времени для сентиментальных раздумий. Время ставило все новые и новые задачи. Появилась Анна, внимание было переключено на жену, потом на ребенка… В глубине души Эйнари все-таки надеялся, что сможет побывать дома.

***