На своей земле

У жердяной ограды тоскливо мычали коровы. Долгий путь им пришлось пройти, прежде чем они попали сюда. Они были худы, их плоские ребра торчали, как обручи на бочках. Особенно отощал племенной бык. Шерсть у него местами вылезла, кожа была в струпьях, кровавых расчесах.

Колхозники хмуро смотрели на стадо, изредка перекидываясь словами. Степан Парамонович озадаченно чесал пальцем переносицу, Груня заглядывала коровам под брюхо, тискала вымя. Пелагея Семеновна кричала на нее:

— Чего грязнишь себя, не видишь, какая парша на них!

— Не парша, а самая обыкновенная чесотка, — спокойно ответила Груня.

Павел Клинов глубокомысленно смотрел на быка.

— Если по науке, то у него либо парша, либо лишай, а может, экзема. Такая болезнь тоже бывает. Вообще же насмешка! Мне брезготно от них и молоко-то пить.

Ты мне дверь верни, а не про молоко думай! — неожиданно закричал Хромов. Он никак не мог успокоиться от недавней перебранки. Павел Клинов ночью снял у него с деревянного сарайчика дверь. Утром Хромов отправился к нему за дверью, но Клинов твердил одно: «Мы все на одинаковых правах ехали сюда, я не хуже других, чтоб без дверей жить». А тут еще вмешалась Марфа. Подперев руки в бока, она обозвала Поликарпа Евстигнеевича «тонкогорлым» и выставила его за порог, а Павел крикнул ему вслед: «Прыщ!» Такой обиды Поликарп Евстигнеевич не мог снести и теперь, заслышав голос Клинова, затрясся от злости.

Кузьма внимательно прислушивался к разговорам, присматривался к людям. Не все брезгливо отнеслись к коровам.

— Ничего, бабоньки, выходим, — говорила чернявенькая колхозница, жена Алексея Егорова, скармливая с ладони кусок хлеба большой, понуро стоявшей корове.

Елизавета Щекотова напропалую ругала пастухов, пригнавших стадо. Субботкин прытко сновал среди коров.

— Голландки! — крикнул он. — Ведерницы! — Николай радовался. Он любил животных и, когда был в армии, часто делился пайковым хлебом со своей лошадью. Он даже умудрился пройти до Румынии с громадной лохматой дворнягой.

У себя в колхозе до того, как уйти на войну, он был заведующим молочно-товарной фермой, о нем два раза писали в областной газете, хотя ему тогда было всего лишь девятнадцать лет.

— Одров прислали, — заметил Клинов.

— Ну, что ж, товарищи, давайте решать, как быть с коровами, — обратился ко всем Щекотов.

Николай Субботкин одернул гимнастерку.

— Что ж решать? Решать нечего. Состояние поголовья болезненное, необходим заботливый уход. Предлагаю распределить коров по дворам и вменить каждому домохозяину в обязанность…

Ему не дали кончить. Закричала Марфа:

— Ишь, какой прыткий нашелся. Больно-то нужны нам коровы с паршой, чтоб и наши закоростели!

— Да, это не подходяще, — поддержала ее и Пелагея Семеновна.

Субботкин поднял руку:

— Кто хочет высказаться, по порядку?

— Чего высказываться, — замахала руками Марфа, — балабонить попусту. Я на свой двор, умру, а не пущу.

— Еще какие предложения будут? — закричал Николай. — Спрашиваю, какие еще предложения будут? Может, нам коров обратно отправить, может, нам вообще без них жить?

Степан Парамонович покашлял в бороду.

— Конечно, горячиться не следует. Но все же не годится и коров, вот этих, ставить с нашими. Всех перезаразят. Надо искать другой выход.

— Оставить в ограде, благо не зима, — предложил Клинов, — пускай стоят, а там — сначала бревнышко, потом стена, а там, глядишь, и скотный двор отстроим.

— Знатное предложение, — усмехнулась Мария, — оставить скот под открытым небом. Ай да хозяин!

— Я понимаю так, что дождь не может вредить парше, он как заместо мытья, — невозмутимо ответил Клинов.

Колхозники засмеялись. Всех пронзительнее смеялся Поликарп Евстигнеевич. Уж больно глупо сказал Пашка Клинов.

Вечерело. Солнце садилось за острую вершину горы. Коровы мычали, тоскуя по темному хлеву с мягкой подстилкой, по хорошей охапке душистого сена.

— Ну, что ж, долго будем решать? — спросил Субботкин. — Иван Владимирович, может, ты что скажешь?

Сидоров встрепенулся. Это был колхозный кузнец, тощий, с длинным и плоским, как гладильная доска, лицом. Он высморкался и горячо заговорил:

— Я скажу, как зубилом отрублю! С одной стороны, правда на стороне Николая, с другой стороны, правда на стороне Клинова. Получается так, что надо поставить в свои сараи, но тогда они перезаразят наших коров, если же опять оставить на воле, то опять же не годится. Вот как хошь, так и решай!

— Силён! — покрутил головой Николай. — В общем, товарищ Петров, может, вы что посоветуете?

Все посмотрели на Кузьму. Лапушкина что-то спросила у Насти, та кивнула на Степаниду Максимовну.

Кузьма поправил на плечах шинель, встретился взглядом с Марией и только хотел было ответить, как откуда-то прибежал Никандр. К его сапогам прилипли белые опилки, рубаха на спине потемнела, чуб приклеился ко лбу. Узнав в чем дело, он без лишнего разговора отогнал от стада двух коров и крикнул:

— Каждый комсомолец забирает по две коровы, в порядке комсомольского поручения!

Полинка бросилась к стаду.