На Таити

Целовалась она и прижималась ко всем, без всякого разбора. Если, оставшись с ней вдвоем, ее не целовали, то удивлялась и явно считала таких людей бездельниками. Готовность ее не знала пределов. Бесстыдна она была до жути. В откровенном разговоре с Андреем, который за ней очень ухаживал, она ему как-то сказала, что ее идеал — это постоянно путешествовать, иметь много нарядов и пять или шесть влюбленных около себя.

За ней следом ходило несколько человек. Самый верный и самый влюбленный был англичанин с Моореа. Он учил ее ездить верхом и они вместе купались в море при лунном свете. Иногда Бетти удавалось удрать из-под надзора отца и она проводила часть ночи на пироге в море, или на автомобиле, или уж не знаю, где и как. Женщин она вообще боялась и была с ними робка, но ко мне приходила часто до чаю, пока еще народ не собрался, советовалась, выходить ли замуж за англичанина с Моореа, ластилась и спрашивала: «Вы меня любите?»

Действительно, страшно становилось за Бетти при виде ее матери, которая страдала эротоманией. Они были очень похожи: те же длинные, прямые, рыжеватые волосы, голубые, бледные глаза, широкий, плоский, бледный рот, хрупкие кости. Одетая во что попало, с спускающимися дырявыми чулками, растегнутыми прорехами, болтающейся грудью, вся помятая и обвислая, мать Бетти ночью выходила из дому и останавливала прохожих.

У Бетти есть еще годовалая сестренка, розово-белое, пухлое, веселое, замечательное создание. Каждый день встречала я Бетти на скамеечке около ее дома, рядом с ней бэби возится в коляске, а англичанин с Моореа, или еще кто-нибудь, занимают Бетти разговором. Либо видела ее на главной кольцевой дороге толкающей коляску с бэби, а рядом идет англичанин с Моореа или еще кто-нибудь. Бетти сестру любила, хотя и относилась к ней рассеянно.

Отец Бетти — инженер, управляющий новым американским заводом на острове — корректный, нормальный человек, замечал, что для характера дочери жизнь в колониях не подходит и решил отправить ее учиться в Сан-Франциско, в католический монастырь. Полились потоки слез. Сидя у меня на террасе, в розовом платье, с бесчисленным количеством воланов, и нервно дергая связанные широкой черной лентой волосы, Бетти рассказывала мне, что из монастыря выпускают раз в месяц, что в Сан-Франциско у нее только одна старая тетка, похожая на кормилицу, и что лучше уж она выйдет замуж, чем пойдет в монастырь.

В монастырь ее все-таки отправили.

Ехали мы случайно на том же самом пароходе. Проплакав первые двое суток и повспоминав англичанина с Моореа, она занялась другим, и я дрожала за ребенка, который ползал по палубе. В каюте Бетти с матерью положили ребенка на верхнюю полку, откуда он моментально скатился, только случайно не убившись насмерть.

Отец остался на острове один, убежденный, что дочка выйдет из монастыря скромной и благовоспитанной барышней.

XII МЫ ТАНЦУЕМ

Когда будешь большая,

Отдадут тебя замуж

В деревню большую,

В деревню чужую.

Уж и там и дерутся,

Топорами секутся.

И утром там дождь и дождь.

И вечером дождь и дождь…

На террасе с четырех часов накрыт стол. Апау приносит только что испеченное горячее печенье, чай и клубничное варенье. Прямые темно-зеленые плотные шторы опущены. На стене пестрится русская деревенская вышивка, в стекле на столе веселятся радужные зайчики. Другая сторона террасы изнемогает на солнце. Если выглянуть из-за штор, там невыносимо блестит и играет перламутровая почти белая рябь моря. Закроешь глаза, а веки просвечивают, как если положить руку на электрическую лампочку, и рука вдруг становится алой и прозрачной.

Еще сегодня звучат у меня в ушах тоненькие гавайские песни и я вижу полутемную, большую, пустую комнату, с ярко и четко прорезанными четырехугольниками дверей. Танцуем в купальных белых туфлях без каблуков, с резиновой бесшумной подметкой, они чудесно скользят по гладкому полу. К граммофону приставлен аккуратный темный англичанин с Моореа, которого нам никогда не удастся научить танцевать. Андрей, в узких полотняных белых штанах, подтянутых кожаным кушаком, в рубашке с отложным воротником и засученными выше локтя рукавами, танцует только с Бетти или со мной, с другими он не умеет.

Berthe, жена аптекаря, истово вертится, обливаясь потом и поводя испуганными глазами.

Таути приносит еще чаю.

Солнце начинает садиться за Моореа.

Поднимаем шторы, отдыхаем на подушках кушетки, на подвешенной на канатах кровати, легонько качаясь на ней.

Мимо дома проезжает губернатор с женой…

Проезжает желтая Испано-Суиза в банк за К Во избежание скандала Ниота спешит домой.

Проезжает в громыхающей коляске инспектор с толстым животом.

Кто-то зовет Бетти. — «До завтра». Англичане с Моореа идут ее провожать.

Вот возвращается Суиза с К.

Скоро мы останемся вдвоем. Теперь скорей под душ. Вахинэ накрывает на стол. Темно. Пообедаем и сядем на скамеечку, что против нашего дома, на берегу моря.